Здравствуй, мишка!

Обратно к вагончику мы возвращались поздно, в густом тумане. Речка была где-то внизу — мы пробирались через кусты по холмам. Дорогу угадывал Андрей по памяти. Когда вагончик был уже совсем близко, Андрей остановился, долго курил, а потом стал неторопливо рассказывать:

— Здесь я как-то от медведя бежал. Кубарем катился — ноги все о кусты и камни ободрал. Потом опомнился — медведя и не слышно. Встал — и бегом домой. Ночью с ним встретился. Иду, а медведь и стоит на дороге совсем близко. Бежать назад — догонит сразу. Вперед он не пускает — дорогу загородил. Ружья с собой не было. Я закричал что-то, а потом в сторону вниз и прыгнул. Не погнался он за мной. А я ведь перед ним виноват. Обидел я его. Узнал я его — тот самый. Стрелял я в него до этого, но только ранил легко. Злой зверь — помнит обиды. Ох помнит! Не разобрался тогда в темноте, поди, что это я. А то бы несдобровать. Голову оторвать не оторвет, а ребра поломает. Да и волосы вместе с кожей до лба с затылка снимет. Ну его к черту! Зарок дал — больше за ним никогда не пойду...

На следующий день около воды я обнаружил следы медведя. Следы большие. Зверь ворочал на берегу речки камни — что-то искал под камнями. Потом поднялся на холм и долго шел по нашим вчерашним следам почти до самого вагончика. Недалеко от вагончика медведь свернул в сторону болота. На болоте остались глубокие ямы от широких медвежьих лап. В ямах стояла черная болотная вода.

О медвежьих следах я рассказал Андрею. Тот сначала ничего не ответил и только за чаем вспомнил мой рассказ:

— Сюда он приходит редко. А откуда приходит, не знаю. Тогда, после выстрела, ходил я за ним, но найти не смог. И кровь рядом со следом была, правда, немного крови — легко так капала, с боку. С этим зверем теперь не сговоришься. Моя вина. А приходить будет. Зачем, не знаю, но ходит, будто ждет чего. Или за мной охотится...

48-й километр пути

Дальше тридцатого километра дороги нет — дальше тяжелое грязное болото, заросшее крапивой и ольшаником. Кругом сырость и все те же несметные полчища комаров-кровососов.

Из гнилого болота я выбрался уже в сумерках.

Еле отмылся от дорожной грязи в неглубоком быстром ручье, переночевал в теплой избе, позавтракал и разговорился с девчушкой, дочерью хозяина.

— Дядя, а у вас ружье есть?

— Есть.

— А сильное?

— Сильное.

— И медведя стрелит?

— И медведя... А зачем в него стрелять?

— А у нас медведя стрелили. Недавно совсем. Великого-великого! Большинский такой медведь — пудов на десять...

Медведя здесь убили все-таки не недавно, а давно. И больше о медведях здесь пока ничего не слышно. Есть лоси, есть выдра, куница, но медведь сюда давно не заглядывает.

Выходит, что тот медведь, который «охотится» за дорожным сторожем Андреем, в эти места дороги не знает.

56-й километр пути

По северным местам есть много озер с простыми и очень точными именами. Если озеро называется Круглым, оно обязательно круглое. А если Долгое, то действительно больше походит на широкую тихую реку. А если Глубокое, то есть в таком озере тайная неизведанная глубина, и там, на глубине, обязательно живут огромные щуки.

Второе озеро, которое встретил я на своем пути, показалось мне еще более приветливым, светлым и тихим. И я не удивился, узнав, что называют это озеро именно Светлым. Здесь, почти у самой воды, и поставил я свою палатку.

В озере водились те же окуни, те же щуки. Здесь, как и в Глубоком озере, по вечерам поднимались к самой поверхности несметные стаи сороги. И так же, как на Глубоком озере, опускалась на воду озера Светлого тихая и задумчивая белая ночь.

Белая ночь опускалась на воду Светлого озера так же медленно и незаметно. Небо из желтого становилось малиновым, потом малиновые краски густели, догорали, появлялись бурые и сиреневые тона, и только над самым лесом, под темными облаками оставалась на всю ночь светлая, желтая полоска нетающей зари. Эта полоска медленно плыла над лесом с запада на восток, потом будто останавливалась на востоке, разгоралась, расходилась шире, поднималась вверх, уступая место первым мягким лучам летнего северного солнца.

С солнцем на берег озера приходили коровы. Коровы приходили на водопой после ночной кормежки в лесу.

В летнее время стадо на Севере пасут обычно ночами. Днем скот донимают слепни. Слепни появляются с восходом солнца. Коровы сначала отмахиваются от них хвостами, подергиваются всем телом. Но когда слепней много, ни хвосты, ни подергивания не помогают, и стадо устремляется к воде и заходит в воду так, что из воды торчат только рогатые головы. Если воды поблизости нет, а слепни заедают совсем, то стадо может «сбеситься». «Сбесившиеся» коровы высоко поднимают хвосты и несутся бог знает куда, безумно вытаращив глаза.

Ночью коровам спокойней — в это время слепней нет. Но ночью к стаду могут подойти звери. Не успел я поставить палатку на берегу Светлого озера, как пастухи рассказали мне, что два дня назад пестрая телушка вернулась с ночного пастбища с ободранным боком.