Здравствуй, мишка!

— Стрелял я его. Не раз. И сразу стрелял, и ранить случалось. И на меня раненый шел. Страшный он зверь. И не от силы страшный, а на человека похож... Мясо его есть не могу. Как лапу его вспомню — что рука, — так не по себе делается. А стрелял, когда отступать некуда. Другой раз встретишь его, и, кажется, будто ждет он, что ты ему скажешь. А ничего такого и не скажешь. Постоишь, посмотришь — он и уходит сам. Редко когда перед тобой встанет. А вот к кострищу тогда вышел. Сидим, смотрим на него, молчим, а он к самому костру подкатил, лапой погребся по угольям, какие не жаркие, и ушел, и ладно так ушел, будто проверять что приходил... Мало их теперь у нас. Дальше есть, а здесь мало. Уходят от шума, да и ружья теперь у каждого... А зверь добрый. И все понимает. От его ума и страшно делается...

Сорога гуляет уже по всему озеру, широко, видно. Плот уходит, уходит тихо, почти не трогая воды, потом останавливается в негустом тумане и так остается над глубокой водой лесного озера до нового солнца. На плоту рыбак с удочкой в руках... Утром мой гость-рыбак уйдет домой, унося немного крупной плотвы и недорассказанные лесные истории...

Спать в эту ночь не хотелось. Я сидел у костра, ждал, когда рыбак вернется обратно, и вспоминал сказку о двух товарищах, которую слышал еще в раннем детстве...

Мальчишки пошли в лес то ли за ягодами, то ли за грибами, а тут медведь. Один из мальчишек, потрусливей и побыстрей, забрался на дерево, а другой, не такой расторопный, остался на лесной дорожке, упал на землю, закрыл голову руками и приготовился к самому страшному. И вот медведь подошел, обнюхал испугавшегося мальчишку и пошел своей дорогой. Когда страшный лесной зверь скрылся совсем, мальчишка, забравшийся на дерево, спустился вниз и, не веря, что товарищ его остался целым и невредимым, спросил: «А что сказал тебе медведь?» И услышал в ответ: «Товарищей в беде оставлять нельзя».

А ведь действительно, медведь мог не тронуть мальчишку — не тронул же он людей, сидячих у костра, только поворошил угли и ушел...

Узкая полоска зари все настойчивей и настойчивей тянется к востоку, скоро покажется солнце, большое, близкое солнце северного лета. Но до этого с воды на берег поднимутся мутные полосы ночного тумана, чтобы до следующего вечера укрыться в прибрежных кустах. Туман совсем окружает мой костер, и, будто из тумана, на память приходит одна быль, очень похожая на сказку о двух товарищах…

В тайге работали геодезисты. Делали съемку местности. Из тайги с маршрута возвращались в лагерь инженер — мужчина и его помощник — женщина. Мужчина, начальник, шел впереди налегке, а женщина шла сзади, неся за плечами громоздкий прибор. И вдруг навстречу медведь. Мужчина тут же оказался на дереве, а женщине помешал забраться на дерево громоздкий прибор. Медведь рядом. Женщина, как в той детской сказке нерасторопный мальчишка, закрыла лицо руками и приготовилась к самому худшему. И медведь подошел к ней, обнюхал ее и, как в сказке, пошел дальше своей дорогой. Что «говорил» перепуганной насмерть женщине хозяин тайги, я не знаю, а вот геодезисты сказали такое, что мужчина, оставивший в беде женщину, бежал из тайги навсегда.

Почему медведь не тронул безоружного человека? Почему поступил так, как в детской сказке? А может быть, это и не сказка? Может быть, медведь добродушный от природы зверь?

К восходу солнца с озера вернулся мой гость-рыбак. Мы варили уху и пили чай. И снова у нашего костра велись добрые лесные разговоры-рассказы. Привык я верить словам лесных старателей, уважаю рассказы настоящих охотников, рыбаков, знаю, что все в таких рассказах, немногословных и ненавязчивых, правда, а потому и слушал с большим вниманием, о чем рассказывал мне мой гость, и верил каждому его слову:

— Встретишь его случаем, в глаза ему не смотри. А если смотришь, плохо не думай. Поймет он, что зла не таишь, и уйдет сам. Но сначала все проверит.

И эта истина была мне знакома. Читал я об индейцах, которые учили себя не думать о добыче во время охоты. А совсем недавно услышал я о биологе Шаллере и о гориллах. Шаллер изучал жизнь этих грозных животных, спал рядом с ними, ходил следом и остался живым и невредимым. Правда, за все время жизни рядом с гориллами отважный натуралист ни разу не осмелился посмотреть животным в глаза. У горилл посмотреть друг другу в глаза означает вызов. Вызов к дуэли, далеко не в пользу безоружного человека... А кто сказал, что у медведя глаза только для того, чтобы отличать день от ночи?