Здравствуй, мишка!

Два года провел я рядом с этими спокойными, мирными животными и за все это время ни разу не видел от них ничего плохого. Рядом со мной жили разные медведи: старые и молодые, встречался я и с медведицей, возле которой крутились малые медвежата. А потому очень скоро пришел к выводу, что медведи, обитающие в наших северных лесах, не такие уж страшные звери и что с ними вполне можно жить по соседству, если относиться к ним с таким же уважением, с каким относимся мы к соседу по квартире.

Обычно натуралисту не принято верить на слово — в подтверждение сделанных открытий он должен предоставить конкретный документальный материал: шкуры или тушки животных, фотографии, карты-схемы.

Все это я очень хорошо знал, но когда начал писать свои рассказы о медведях, никаких особых документов предоставить не мог.

Не мог я привезти с собой из тайги медвежьи шкуры: живя в лесной избушке рядом с медведями, я категорически отказывался поднимать ружье в сторону этих животных, я считал медведей своими соседями, соседями добродушными и доверчивыми. Не было у меня и фотографий. Не мог я привести в своих рассказах и точные карты с нанесенными на них медвежьими тропами. Раскрывать тайну Медвежьего Государства, доверенную мне, я не имел никакого морального права: ведь есть такие люди, которым ничего не стоит воспользоваться такими точными картами, отправиться по указанным тропам в лес и из охотничьих автоматов двенадцатого калибра расстрелять в упор тех медведей, которые совсем недавно спокойно смотрели в глаза человеку.

Словом, никаких документов у меня не было, хотя, откровенно говоря, я не собирался как-то особо подтверждать свои рассказы — ведь документировать положено лишь научные открытия, а в моих рассказах никаких особых открытий и не было, я всего-навсего постарался пересказать те выводы, которые давно сделали для себя вдумчивые, грамотные охотники наших северных лесов: «Медведь добродушен, любопытен, уживчив рядом с человеком, но бывает зол и памятлив на обиды, когда ему досаждают». И то, что этот вывод никак не был моим личным открытием, что это действительно опыт народа, давно живущего бок о бок с медведями, еще раз подтвердили своими очень интересными фотоработами охотовед из города Череповца Вологодской области Виктор Николаевич Михайлов и его товарищ врач Мстислав Владимирович Березовский.

Эти люди очень любят природу, они прекрасные охотники, но охотятся за животными не с ружьями, а с фотоаппаратами. Эти два настойчивых фотоохотника и разыскали в вологодских лесах бурых медведей и как могли постарались доказать животным, что они, люди, не желают никому ничего плохого. И на этот раз бурые медведи оказались вполне добродушными и покладистыми.

Несколько лет подряд Михайлов и Березовский встречались со своими знакомыми медведями, разыскивали их снова после долгой зимней спячки, и медведи по-прежнему доверчиво принимали своих старых друзей. Вот так и появились те фотографии медведей, которые напечатаны в этой книге.

Конечно, это не те медведи, которых встречал я десять лет тому назад в Архангельской тайге. Но когда первый раз увидел я фотоработы Михайлова и Березовского, все старое, пережитое когда-то в северных лесах, сразу вернулось ко мне, ожило, заговорило, и я, как наяву, видел тогда своих старых знакомых, своих добрых друзей. Я видел «Хозяина» и «Лесника», «Мамашу» у Вологодского ручья и «Моего Мишку» в малиннике у Угольных полян...

Так рядом с моими рассказами о медведях все-таки появился документ — фотоработы Михайлова и Березовского, которые в другом лесу, на примере других медведей доказали, что наши бурые медведи не такие уж страшные животные.

Так еще раз была убедительно подтверждена старая и мудрая истина: «Мирный, покладистый зверь чаще встречается там, где к нему с достойным уважением относятся люди».

ГОД 1965

Глубокое озеро. Восемь километров пути

Честно говоря, я никогда не собирался жить бок о бок с медведями и ходить по тропам, которые проложили в тайге эти большие и уверенные в себе животные. И думал я в своей первой дороге по Архангельской тайге совсем не о медведях — хотелось мне добраться к самым глухим таежным озерам, куда ни разу не заглядывали рыбаки и где обязательно должны были водиться очень большие щуки. Представлял я себе, как ранние утром широкий хвост-лопата громадной рыбины обрушится вдруг на листья кувшинок, глубоко качнет воду, и от этого тяжелого удара щучьего хвоста разойдется по безлюдной тайге глухое эхо. Мечтал я поймать щуку-великана на спиннинг, долго выводить ее к лодке, а потом неожиданно увидеть всплывшую рядом с бортом широченную темно-зеленую спину хозяина таежного озера.

Забегая вперед, скажу, что добрался я до таких озер, встречал и провожал закаты над таежной водой, охотился за щуками-великанами. Крушили они мою снасть, а иногда и мне удавалось победить в такой трудной, а порой и рискованной борьбе на буйной осенней воде в тщедушной, повидавшей виды осиновой лодчонке-долбленке.