Здравствуй, страна героев! [Придурок в КПСС]

Вскоре после наркома НКВД такая же участь постигла и военного наркома, то есть меня. На этом наше Коммунистическое Государство Будущего распалось.

Как известно, я в дальнейшем не стал крупным военным деятелем, Сережка-Колдун пропал без вести, не успев стать министром иностранных дел или большим дипломатом, о чем он мечтал. Мирчик тоже не стал славным чекистом, его жизнь трагически оборвалась в Таганской тюрьме, куда он угодил за попытку ограбления хлебной палатки в голодном 1943 году. Связался с какой-то шайкой без нас.

Атаман тоже пока еще не стал Главным Пролетарским Диктатором. Правда, фамилия его время от времени проскальзывает в официальных сообщениях вместе со словами «ответственный работник ЦК КПСС». И кто знает…

В начале его послевоенной карьеры мы встретились пару раз. Один раз у него дома на Покровке, когда в семейном кругу за бутылкой «Московской» я рассказывал о своих военных приключениях. Вторая встреча была в райкоме, где он работал заведующим промышленным отделом. Он помог мне тогда с жильем. Тогда же он мне и признался, что почувствовал вкус к партийно-государственной деятельности именно с нашей детской игры, которая явилась переломным моментом в его юности.

Как-то я еще раз заходил в райком, но мне сообщили, что Алексей Васильевич уже не работает там — направлен на учебу в Высшую партийную школу.

Атаман вышел на орбиту, наши пути навсегда разошлись. Спустя много лет мы столкнулись случайно лицом к лицу на Ленинском проспекте, возле моего дома. Он вышел из «Зоомагазина» с клеткой, в которой что-то трепыхалось, и направился к проезжей части, а я шел мучимый тяжелыми раздумьями по тротуару. На его властном лице, словно высеченном из камня, красовались стильные очки с дымчатыми стеклами, на лацкане джерсового костюма алел депутатский значок.

От неожиданности я вскрикнул:

— Атаман!

Каменная маска мигом слетела с его лица:

— Китаец, ты еще здесь?! — спросил он не то радостно, не то удивленно.

Сначала его вопроса я не уловил.

— Как видишь…

— А мы с женой тебя вспоминали недавно, на день Победы, как ты воевал. Я еще сказал: «где мой Левка-то, небось, умотал уже к своим в Израиль».

«Израиль» он произнес с сильным ударением на последнем слоге.

Атаман торопился: у внучки день рождения! Напротив магазина его ждала черная «Чайка», из машины он махнул мне.

— Ну бывай, привет семейству…

Я еще долго стоял, глядя вслед удаляющейся «Чайке» с цековским номером.

Почему Атаман наперед знал то, что еще только смутно бродило во мне? Может, потому, что набрался он марксистско-ленинской науки, которая позволяет все предвидеть? Может, даже диссертацию защитил на тему о пролетарском интернационализме? Нет, просто остался Атаман верен неписаному Закону Двора, но теперь в масштабе всамделишного государства, а не игрушечного; Закону, согласно которому, я по пункту пятому давно уже не числюсь в категории «своих».

Государство моей бабушки

Я и маршал Тухачевский

Когда мы с нашей пролетарской окраины за Рогожской заставой приезжали на трех трамваях к моей бабушке (ездили мы к ней каждый выходной, такое уж у нее было правило, чтобы в эти дни все ее дети и внуки собирались на обед есть фаршированную рыбу), мы как будто попадали из СССР в какую-нибудь заграничную страну, куда-нибудь в Германию или даже Америку…

Каждое независимое государство, большое или маленькое, имеет свою территорию, на которую иностранцев пускают только по специальным пропускам-визам, имеет охраняемые границы, собственную армию в отличной от других армий военной форме и, конечно, собственное правительство.

Государство, в котором жила моя бабушка вместе с дядей Марком, старшим братом папы, вполне удовлетворяло всем этим условиям. Оно занимало довольно обширную территорию по улице Серафимовича между Большим и Малым Каменным мостом, почти напротив Кремля через Москву-реку границы его были надежно защищены высокими железными решетками с острыми пиками и железными воротами, которые бдительно охраняла вооруженная стража. Иностранцев пропускали на территорию по специальным пропускам, которые оформлялись со всеми строгостями: с предъявлением паспортов, печатями, подписями и отметкой времени прибытия и убытия. Это было государство с собственной армией, более многочисленной, чем в Великом Княжестве Люксембург, одетой в черные фуражки, черные куртки, черные брюки навыпуск и белые перчатки. Что же касается правительства, то, собственно говоря, все население этого государства и состояло из правительства, его чад и домочадцев.

В Москве оно так и называлось «Дом Правительства» или сокращенно «ДОПР».

Многоэтажная громадина с тремя огромными внутренними дворами, собственным универмагом, двумя кинотеатрами, клубом, с многими сотнями шикарнейших квартир с фантастическими удобствами: горячей и холодной водой, газом, мусоропроводом, с рядами сверкающих черным лаком и никелем автомашин заграничных марок: «бьюиков», «шевроле», «паккардов», «линкольнов» у подъездов — так вот, высилась эта громадина среди убогих, замызганных домишек старого Замоскворечья, как неприступная крепость.