Здравствуй, Валерка! (сборник)

- У тебя пропал аппетит? Может, ты заболел? - заволновалась мама, увидев, как я равнодушно поглядываю на ее приготовления.

- Ну что ты! Я прекрасно себя чувствую, - ответил я и вздохнул.

Нечего делать - придется есть. Но только я проглотил голубцы, как дело

пошло на лад. Одно за другим кушанья исчезали в моей ненасытной утробе. Мама

мне помогала и приговаривала:

- А еще говорил, что сыт. Не хулиганишь тут? - строго спросила мама.

- Мама, когда я хулиганил? - обиделся я.

- Ну, ну, случалось, - утешила меня мама. - По дому соскучился?

- Еще как, - сознался я.

- Ничего, - вздохнула мама, - скоро конец смены. А вообще на тебя

хорошо влияет коллектив.

Я не ответил и продолжал жевать.

- Да, чуть не забыла, - спохватилась мама. - Тебе Сема письма прислал.

Вот, держи.

Я жадно схватил конверты с нарисованной на них русалкой на камне и

прочел круглые неторопливые Семкины буквы: "Коробухину Валерию, лично".

Понюхал конверты, от них пахло чем-то очень приятным и соленым, наверное, морем. Читать письма пока не стал, оставил это удовольствие на потом.

- Скучаешь по ребятам? - спросила мама.

- Ага! Ты знаешь, мам, в соседнем лагере Генка.

- Знаю, - ответила мама. - Я тебе не говорила, чтобы вы опять ерунду

какую-нибудь не затеяли.

- Генка меня от смерти спас, - похвалил я друга. - А ты говоришь -

ерунду затеяли.

- От смерти? - ойкнула мама.

Я понял, что пересолил, и поспешил вернуть маму к жизни.

- Ты не волнуйся, ерунда здесь у нас одна получилась.

- Доведешь ты меня до инфаркта, - пригорюнилась мама.

- Мама, - пообещал я ей. - Ты еще моих детей в лагерь возить будешь.

Запрокинув голову, мама засмеялась.

Вскоре зеленая полянка опустела, и на ней остались торт и трехлитровая

банка компота. Если вы ни разу не пробовали мамины торты, вы ничего в жизни

светлого и радостного не видели. Я посмотрел на торт и компот жадными

глазами, но сил у меня уже не было.

- Ничего, - спокойно сказала мама. - Возьмешь с собой, съешь завтра.

Снова у лагерных ворот столпотворение: шум, гам, крики, объятия, поцелуи, восклицания и длинные наставления. И вот с тортом и компотом я

возвращаюсь в свой домик. Водружаю все это на тумбочку, усаживаюсь на

кровать и торопливо достаю из кармана Семкины письма. Смотрю на почтовые

штемпели, чтобы читать по порядку. Разрываю первый конверт и одним духом

прочитываю письмо.

Первое письмо моего друга было обидно кратким.

"Валера, здравствуй! Солнце жжет нестерпимо, и от него некуда

спрятаться. Из моря не вылажу. Это единственное спасение.

С меня сползло две шкуры.

Как ты? Привет ребятам.

Твой друг Семен.

Южный берег Черного моря".

Второе письмо было чуть подлиннее и чуть погрустнее.

"Валера! Лежу на пляже, сдавленный потными и жаркими телами. Мама

разрешает купаться два раза в день. Говорит, что я очень похудел.

Ездили в Ялту, смотрели домик Чехова. Помнишь, он "Каштанку" написал?

Очень интересно.

Без тебя и ребят скучно. На пляже одни малые сопливые.

Сползло еще три шкуры.

Крепко жму тебе руку.

Твой самый верный друг

С.Паперно".

Прежде чем разорвать третий конверт и прочесть последнее Семкино

письмо, я подумал, сколько же у моего друга шкур? Ведь ни один взрослый не

вынесет того, что выдержал Семка - пять шкур с него сползло. А ему хоть бы

хны!

В третьем письме было вот что.

"Валера, сегодня убил из подводного ружья рыбину. В воде она казалась

огромной-преогромной, а когда вытянул, уменьшилась в пять раз.

Мы с папой тайком от мамы, пока она спит после обеда, бегаем купаться и

охотимся на рыб.

Сюда бы тебя, Генку и Гороха! Было бы здорово!

Сползло еще две шкуры. Наверное, последние.

Будь здоров. Скоро встретимся.

Семка".

Я долго лежал с письмами в руках и глупо улыбался.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ,

В КОТОРОЙ ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ

Я зашнуровал кеды и выбежал из нашего домика. Я торопился на

волейбольную площадку, откуда долетали звонкие удары по мячу и восторженные

крики болельщиков.

Но не суждено было мне в тот вечер поиграть в волейбол. Сделав

несколько шагов, я остановился. Под сосной сидел и читал толстую книжку Юра

Трофименко.

Я осторожно присел рядом с Юркой. Не отрываясь от книжки, он спросил:

- Чего тебе?

- Пойдем побросаем мячик, - робко предложил я.

- Мне нельзя, - вздохнул Юрка.

- Ты больной?

- Я не больной, - ответил Юрка, - у меня переэкзаменовка.

- А-а, невесело целое лето над книгами корпеть, - пожалел я парня.

- Ну что ты! - Юрка улыбнулся. - Я очень люблю читать. Ты знаешь, сколько книг я прочел? - Юрка задумался, чтобы не соврать. - Целый шкаф дома

и половину школьной библиотеки.

Юрка взъерошил волосы. У него была странная прическа, но Юрка ею очень

гордился. "Как у Эрнеста Хемингуэя", - говорил он.

А по-моему, у него вовсе не было прически. Просто волосы росли, как

хотели, а на макушке одна прядь торчала, словно громоотвод. Но громы и

молнии ей не удалось отвести от бедной Юркиной головы. Схлопотал парень

переэкзаменовку.

- Ты знаешь, - Юрка мне доверительно улыбнулся, - я нарочно получил

переэкзаменовку.