Здравствуйте, я ваша «крыша», или Новый Аладдин

— Он впервые явился в мой офис тринадцатого числа. Заявил, что его зовут Ходжа и что я должен заплатить сорок пять миллиардов, находящихся на расчетном счету фирмы, обслуживаемой нашим банком. Я отказался, потому что счет был арестован. Он настаивал, чтобы я заплатил. Я спросил: «За что?», а он ответил: «Ну хоть за страховку для тачки». Представляете, едете вы на своей тачке и попадаете колесом в открытый канализационный люк. Я послал его подальше.

— И что дальше?

— В пять часов вечера я поехал домой. Я ехал по проспекту Вернадского в плотном потоке автомашин, и тут колесо моего «вольво» попало в открытый люк. Я чудом остался жив.

Яниев пододвинул мне бумажку, и я на бумажке написал: «Да он бред несет. У его водителя глаза на затылке, а я виноват».

— У водителя глаза были не на затылке. Я сам видел, как крышка буквально сорвалась с люка, едва поверх него проехала предыдушая машина.

«Крыша» у него поехала, а не крышка", — написал я.

— Он назначил мне встречу, о которой я предупредил РУОП. После встречи он увез меня на дачу.

— Машину Аладдина остановили и обыскали: вас там не было.

— Я там был, но он превратил меня в кота, — заявил Астафьев. — В белого.

«Меньше пить надо», — написал я.

В следующую секунду Яниев наотмашь ударил меня по лицу. Потом схватил за грудки и зашептал:

— Я все про тебя знаю, Аладдин. Я знаю, где ты книгу свою магическую взял. Кто тебя латыни учил. Откуда у тебя «стволы» из воздуха. Ты думаешь, сумеешь отвертеться? Хочешь знать, что я с тобой сделаю? Под суд отдам. Думаешь поговорить на суде? Ошибаешься. Незадолго до суда ты получишь челюстно-лицевую травму, которая навсегда лишит тебя возможности вилять языком. Понял?

И на суде ты будешь молчать и писать на бумажке, как сейчас, Аладдин.

Или я очень ошибаюсь, Аладдин, или после того, как все увидят, что языка у тебя больше нет, против тебя даст показания не один Семен Астафьев… Мы их, конечно, причешем. Истории о том, как ты по воздуху летал и людей в белых котиков превращал, уберем. Зачем нам белые котики? Покажите мне такую статью УК, где указан срок за превращение человека в белого котика? Нету такой статьи в УК РФ.

Но тебе и без белых котиков, Шариф, светит четвертак. А в зоне тебя, Шариф, настигнет малява Князя или Горбуна. А, Шариф, чего ты больше боишься: нашего российского суда или князевой малявы?

Яниев улыбался, как чеширский кот.

Все так же улыбаясь, он сел за стол и настрочил протокол.

— Вот так-с! Белых котиков мы убрали, а вымогательство оставили. Подпишите, господин Астафьев.

Господин Астьфьев подписал.

— Теперь ты, Аладдин.

Я наклоняюсь над протоколом. В следующую секунду бумага темнеет, и поверх накорябанных слов я вижу проступающие огненно-красным черты:

«Настоящим нижеподписавшийся Шариф Ходжаев отдает душу дьяволу…». Я без колебаний подписываю бумажку и мысленно командую тому, кто надел личину покойного Астафьева: «Освободи мне рот!»

Пластырь сам отдирается от моих губ. Яниев с криком ужаса бросается ко мне, но поздно. Траектория его полета изменяется самым фантастическим образом. Когда Яниев делал первый шаг, это был рослый мужик в самом соку, ширококостный, круглолицый, настоящий спецназовец в возрасте. В прыжке он необыкновенно съеживается. Его ножки укорачиваются. На спине отрастает горб. Лихая десантная береточка превращается в шапочку с кисточкой. На пол шлепается настоящий карлик-кобольд из числа тех, с которыми я недельку назад беседовал на предмет поставок редких металлов в Западную Европу.

Яниев поглядел на себя в полированную ножку стола и глухо, отчаянно завыл. Он даже забыл о моем существовании. Потом он оглянулся — и на лице его изобразилось изумление, когда он увидел, что, против ожидания, я ничего не сделал с заразой-банкиром, тот как стоял, так и стоит с благостной физиономией первоклашки.

— Хочешь знать твою ошибку, Яниев? — сказал я. — Этот твой Головиченко мне показывал мой с дьяволом договор о намерениях, но ты не сообразил, что полного договора я так и не подписал. Астафьев — я его действительно превратил в белого котика. Но после этого его загрызла собака. Такая уж у него была судьба. Упрямый был человек, да и тот еще вор, между нами будь сказано. А эта тварь — тут я показал на благостную физиономию — приняла его вид, чтобы заставить меня подписать договор. Правда, Асмодей?

Лже-Астафьев молча кивнул.

Я повернулся, чтобы идти. Карлик на полу засуетился. Он подбежал к своему собственному табельному «макару» и стал карабкаться через рукоять. Я понимал, что Яниеву на курок не нажать, усмехнулся и пошел вон.

— Шариф, — отчаянно закричал Яниев, — ты не можешь уйти!

Я приостановился.

— Неужели ты не понимаешь, — продолжал полковник с ужасом в голосе, — как ты опасен? Просто нечисть какая-то на Россию обрушилась! Мало нам чеченов, террористов, бандитов, парламента и правительства! Еще и ты здесь! Ты же мир скрутишь, как тряпку, а ты же болван! Ну почему ты умеешь колдовать, а не академик Сахаров!

— Всего хорошего, — сказал я. Моя рука уже лежала на ручке двери.