Здравствуйте, я ваша «крыша», или Новый Аладдин

Я бросился к камину и поскорее вытряс в огонь то, что было в ларце: кусочек сухого дерева мгновенно вспыхнул в огне, и сотни крошечных саламандр сбежались потанцевать под свет истинного креста. Я подбежал к Яниеву.

Он умирал. Автоматная очередь Карачуна буквально располосовала его напополам, и я чувствовал, как шевелятся в разорванных жилах тяжелые оцинкованные пули с поперечным надрезом.

Я положил руки на его тело и напрягся. Но проклятый кусочек дерева еще не сгорел, и я был бессилен. Впрочем, я был бы бессилен в любом случае. Жизнь уходила из мента по капелькам, ненасытная пасть ада уже тянула его вниз, и я видел, как тянется к нему зеленая морда Люцифера и как вокруг визжат бесы… И ни одного ангела там не было, слышите, ни одного! Ни одного из тех привратников райской шестнадцатиэтажки, выстроенной для отставных спецназовцев! Ангелы — такие же крючкотворы, как черти. Продал человек душу — продал, и их не интересует, по какому поводу. Почтовое отделение ада, забирайте свой товар, посылка прибыла!

Я медленно шевелил руками… напрасно. Сила моя росла с каждой секундой, но всей моей силы хватало только на то, чтобы задержать Яниева на мгновение у края грохочущей бездны, куда его уже тянули острые зубки Асмодея… Яниев открыл глаза. 

— А, это ты, Шариф, — пробормотал он. — Ты правильно сыграл… Теперь ты свободен. Видишь — на шесть лет раньше срока… Теперь ты можешь опять грабить и убивать.

Полковник закрыл глаза. Пасть ада сомкнулась. Я даже не успел сказать ему, что не я виноват в его смерти.

Я поднял Яниева на руки и спустился по лестнице. В той комнате, где эти заразы излагали мне ультиматум, Сережка с остальными боевиками ставил в позу «знак качества» испуганных аборигенов в камуфляже.

В углу, у камина, лежал Виктор Адашкевич, и над ним хлопотали двое моих парней. При виде меня он приподнялся и приветственно шевельнул ручкой, но тут же заметил, что я несу на руках, и вскрикнул.

— Адашкевича и Дашу в машину, — велел я, — остальных зачистить. И чтобы даже головешки не осталось.

Через минуту я вышел из дома. Стояла ранняя весна. Слежавшийся наст отливал серебром, и огромные сосульки, свесившиеся с черепичной крыши, оплывали на солнце.

Я был свободен. Я мог вернуться к прежней профессии, как сказал покойный полковник. Однако я не был уверен, что мне этого хотелось.