Сашенька подошла к печке и села в угол диванчика. Он здесь живет? А костюм? Джип? Это его дача? Или здесь он от кого-то прячется? Бандит?..
– Выпей чаю, – Сергей подошел к ней и протянул кружку.
Глотнув сладкого горячего чая, Сашенька поежилась. Так здесь тепло, хорошо… но страшно.
– Вы бандит?
– Нет.
– Вы меня похитили?
– А твоя родня в состоянии заплатить выкуп?
– Да! – вдруг подскочила Сашенька. Он же ее не тронет, если она окажется богатой особой. Внешне она на нее не тянет… ну и что!
– И кто у нас папа? – Сергей сел в кресло на лохматую шкуру, вытянул ноги и тоже глотнул чая.
– Нефтяной магнат, – выпалила Сашенька и замерла, понимая глупость происходящего. И зачем она ляпнула эту дурь…
Хозяин дома не выказал заинтересованности, не прыснул от смеха – он… поперхнулся и громко закашлял. Наклонился, поставил кружку на пол, встал, выровнял дыхание, покачал головой и задумчиво произнес:
– Так вот вы какие – дочери нефтяных магнатов, – и широко, искренне улыбнулся.
– Смейтесь, сколько хотите, – устало произнесла Сашенька и медленно опустилась обратно на диван, допила в тишине чай и откинулась на жесткую спинку. То ли улыбка Сергея, то ли череда сегодняшних стрессов сыграла свою роль, но она наконец-то почувствовала душевное облегчение. Страха больше не было, он улетучился, оставив после себя мягкую, бархатистую грусть. Пашка? Его образ померк и стал маленьким, полупрозрачным. Он теперь где-то далеко-далеко – за глубокими морями, за высокими горами, за дремучими лесами…
– Саша? – Сергей подошел ближе и дотронулся до ее плеча. Глаза закрыты, румянец на щеках погас, выражение лица спокойное.
Спит. Она спит.
«Вот и отлично, – подумал он, осторожно вынимая из руки девушки пустую кружку. – Не придется ее сторожить всю ночь…».
Закрыв на всякий случай входную дверь на ключ, он пошел в соседнюю комнату, рухнул на узкую кровать, перевернулся на спину и стал смотреть в потолок.
«Давай поженимся…».
«Я не поняла… ты… шутишь?»
Он гнал от Москвы прочь, злился и надеялся, что вдали от шумной городской суеты, вдали от людей, он утихомирит жующую нервы и самолюбие досаду, поймет, что решение жениться на Нике – глупая блажь, и вернется обратно в привычном расположении духа. Собственно, отчасти ему удалось приблизиться к желаемому, теперь можно сказать – уже плевать… почти плевать. Те чувства, которые он испытывает к Веронике Сотниковой не граничат с любовью – это иное… Завтра он вернется в Москву, с удовольствием окунется в работу и жизнь покатится по привычным рельсам.
Сергей закинул руку за голову и шумно вздохнул. К черту загсы и браки! И хорошо, что три года назад он купил этот дом, и хорошо, что он ничего здесь не переделал, только натащил старой мебели, благо друзья мечтали избавиться от надоевшей рухляди, привел в порядок электричество, покрасил забор, дабы внести свою лепту, и обновил замки – вот и все коррективы. Правда, убраться бы не помешало, а то вон какие гости захаживают – «дочери нефтяных магнатов»! Сергей криво улыбнулся (лишнее напоминание о Нике) и прислушался к барабанному стуку дождевых капель. Не замерзнет ли девчонка ночью? В печке последние дрова догорают…
– Придется побыть нянькой, – буркнул он, поднимаясь с кровати.
* * *
Федора Ивановича Веревкина дорога измотала до приступа хандры. Все же два ведра с гладиолусами – ужасная обуза. Здоровье надорвешь, пока довезешь их до Москвы целыми и невредимыми. А еще рюкзак с яблоками!
– Три колоса я безвозвратно потерял, – сокрушенно выдохнул он, проводя ревизию дорогих сердцу цветов. – Прости, «Пиковая Дама», прости…
Устроив своих любимцев на ночлег в ванной, Федор Иванович душевно поужинал яичницей с помидорами и бутербродом с килькой, взбодрился рюмочкой водки и улегся на диван с газеткой. Тэкс, тэкс… И чего же у нас творится за рубежом?.. Тэкс, тэкс…
– Гадят в океан и гадят, ракеты запускают и запускают, «Оскар» нам опять не дали… – проворчал Федор Иванович и добавил уже другим тоном: – зато доллар настойчиво падает – пустячок, а приятно.
Ознакомившись со спортивной колонкой, не найдя там для себя никаких приятностей, он посмотрел на настенные часы, сел, отложил газету в сторону и, хлопнув ладонями по коленкам, торжественно произнес только одно слово:
– Пора!
Да, пора…