Здравствуйте, я Ваша золушка

    – Сходи на ресепшн, возьми для меня письма и, пожалуйста, приготовь еще кофе. Двойную порцию, – раздался торопливый голос Марины.

    – Ага, сейчас, – ответила Сашенька и, сунув листок в лоток с бумажками, отправилась на первый этаж.

    Выполнив оба задания, вернувшись, она попыталась сосредоточиться на своем дневнике – вроде, наконец-то выплыли на поверхность чувства и мысли, способные передать те самые ощущения. Пальцы легли на клавиатуру.

    Рассказ выходил очень даже не плохой – вдохновенный и искренний, первый раз Сашеньке действительно нравился ее скромный писательский труд. Она поджимала губы, морщила нос, хмурилась, улыбалась и постукивала по клавишам. Закончила она в четыре часа. Пробежавшись взглядом по тексту, подправила ошибки, обозначила абзацы и, удовлетворенная, распечатала.

    Марине она несла листок даже с гордостью – приятно осознавать, что у тебя получилось. Получилось именно так, как задумывалось.

    – Я написала. Вот, – Сашенька положила на стол перед Мариной лист и даже приготовилась к одобрению.

    – Что это?

    – Рассказ про Осенний Бал. Я все подробно написала, только, кажется, объем вышел слишком большой для…

    – Но я уже взяла у тебя рассказ, – Марина подняла глаза и небрежно дернула плечом. – Ничего не понимаю.

    Сашенька тоже ничего не понимала, поэтому позволила себе удивиться:

    – Как? Когда? Да нет же, я только что его написала, – она растерянно улыбнулась и еще раз указала на листок: – вот он.

    – Рассказ лежал у тебя на столе в рукописном варианте, я его забрала. Ты, кажется, уходила за письмами… да, точно, за письмами. Молодец, никаких правок я вносить не буду – это ни к чему. Уверена, читательский интерес после такой искренности удвоится или утроится. Андрей Юрьевич будет доволен.

    Ноги Сашеньки онемели, руки тоже. Неужели… Нет, нет, нет! Узоры, кружочки, цветочки, звездочки… Что она там написала? Мамочки-и… Невозможно, невозможно… Марина взяла и прочитала? Мамочки-и-и…

    – Нет, это нельзя печатать, – она замотала головой, – это мое… я не для этого… то есть это… Пожалуйста, верните мне тот листок, вот рассказ для журнала, а те записи я делала для себя. Их никто не должен читать! Здесь больше и лучше, а там… верните, пожалуйста, листок…

    Марина посмотрела на бледную Сашеньку и ответила:

    – Исключено, новый блок твоего дневника уже два часа как в работе и обратной дороги нет.

    Обратная дорога, конечно, была, но ревность уже пустила ядовитые корни, и сдавать свои позиции в ближайшие сто лет не собиралась. Марина прекрасно понимала, что делает. О, как много она теперь понимала!..

    – Это были очень личные записи…

    – Тем интереснее будет читателю.

* * *

    Вернувшись на свое место, Сашенька с минуту сидела неподвижно, глядя на экран монитора. Мир рухнул? Да. И еще как рухнул! Со скрежетом, грохотом и криком: «помогите, люди добрые!», и еще с традиционным: «мамочки-и-и». Слова, которые она писала только для себя, слова, в которых отражается ее собственная личная тайна, станут доступны всем – купи журнал и загляни в душу. Но разве не на это она соглашалась, когда подписывала договор? Разве не этого от нее изначально ждали и Марина, и Белозерцев?

    – Нет, на это я не соглашалась, – тихо произнесла Сашенька и закрыла файл с теперь уже не нужным рассказом.

    Марина должна была спросить разрешение! Должна! Эх, надо было раньше хватиться листка… эх… эх… эх…

    Но разве можно взять без спроса и уйти? Сашенька рассердилась, по-настоящему. Подобные настроения случались редко и обычно были связаны с Галиной Аркадьевной, но теперь всплески негодования полетели в сторону Марины. Не честно! Намечавшиеся слезы исчезли, а черточки бровей поползли навстречу друг другу. Так нельзя! Сашенька принялась нервно мучить карандаш. Не честно!

    Почему, почему она все время попадает в такие истории? Потому что она не слишком решительна, тверда, иногда вообще наивна? Да, да, да… Но переделать себя невозможно, и всегда не хватало рядом близкого человека. Поддержки не хватало. Тяжело одной. Одиноко и тяжело.

    Федор Иванович уехал с Марией Дмитриевной в деревню – с ним сейчас и не посоветуешься, да и что он скажет, известно. «Ах, черти полосатые! Уходи оттуда немедленно!».

    Да, надо уйти, поругаться и уйти… только сначала необходимо прочитать, что написано в договоре, который она подписала…

    Да, надо уйти, поругаться и уйти, но тогда, возможно, она больше никогда не увидит Сергея. Никогда. А это так страшно…

    Сашенька почувствовала, как злость уходит. Каждая клеточка тела расслабилась, а мысли потекли совсем в другом (уже привычном) направлении. О чем он думает, вспоминает или нет, понравилось ли ему ее целовать?…

    – Вот бы он приехал сегодня… – прошептала Сашенька и закрыла глаза. – Вот бы приехал…

    Даже если он сделает вид, будто не знает ее – пусть, даже если посмеется – пусть, даже если… нет, он не такой, он самый лучший, он никогда ее не обидит. Никогда!

    Она его любит.

    Любит!

    Слышите все – люби-и-ит! И это счастье – теплое, долгожданное, настоящее.

    А если он в четверг прочитает журнал, то…

    – Мамочки-и-и.

* * *