— Осторожно! Отпечатки пальцев! — сказал Трофимов, переждал смех и добавил: — А наш капитан, — он щелкнул себя по горлу.
Грузинцев взял товарища за плечо.
— Сергей! — Трофимов прижал руки к груди. — Пахнет от него, а не от меня.
— Да хоть бы он при тебе из горла хватил. Как клятву запомни: капитан Бравин лучший офицер на границе.
Мать Наташи Мария Григорьевна выглядела моложе своих сорока пяти лет, и женщин можно было принять за сестер. По комнате были разбросаны кофточки, платья, туфли; на диване лежал раскрытый чемодан. Женщины рассматривали привезенные Наташей подарки, Бравин сидел за столом и разглядывал открытки с видами Парижа и Рима.
— Ты представляешь, Олег, — говорила Мария Григорьевна, примеряя туфли, — дочь два дня не давала мне заглянуть в чемодан... Тебя ждала, — она прошлась по комнате, пританцовывая. — Снова носим шпильки?
Наташа подошла к мужу и набросила ему на плечи кожаную куртку. Бравин прижался щекой к руке жены, продолжая рассматривать открытки, сказал:
— Спасибо, — он вздохнул, — и ты все это видела...
— Кое-что... из окна автобуса, — ответила Наташа, помолчала и добавила: — Мать и муж, вы ничего о моей жизни не знаете...
В фойе толпился народ, люди пили сок, ели мороженое, нетерпеливо поглядывали на закрытые двери зала.
Около курительной комнаты в окружении пограничников стояли Алексей и Анатолий. Алексей рассказывал анекдот:
— После политзанятий старшина объявляет, — он заговорил с украинским акцентом: — «А теперь, товарищи бойцы, я отвечу на любые ваши вопросы». — «На любые?» — поинтересовался один боец. «На любые», — ответил старшина уверенно. «Ученые всего мира, товарищ старшина, не могут ответить на такой вопрос, — ехидно говорит солдат, — как соединить пространство и время?» — «Пространство и время? Так вот, будешь копать траншею, от забору и до вичиру», — ответил старшина.
Пограничники рассмеялись, Алексей сделал постное лицо, угостил ребят сигаретами и спросил:
— Как служится? По какому году? — И, не ожидая ответа, продолжал: — Я-то на флоте служил, долгий срок...
Алексей был уверенный и обаятельный, ребята смотрели на него с интересом, только прапорщик Грузинцев — настороженно. Алексей заметил это и спросил:
— Прапорщик, я через несколько дней еду в Европу на машине. Сколько бензина мне пропустят?
— Понятия не имею, — сухо ответил Грузинцев.
— А кто имеет?
— Мы завтра у шоссе стоим, подъезжайте, спросите у начальства, — сказал один из солдат.
Грузинцев хотел одернуть говорившего, но Алексей взглядом не отпускал прапорщика. Раздался звонок, публика пошла к дверям. Алексей пожал руку прапорщику, кивнул на зал:
— Всего доброго, увидимся. Я еще буду в Бресте, очерк приказано о вас написать. Журналистская жизнь хлопотная.
Когда пограничники прошли в зал, Алексей задержал Анатолия:
— Не сходи с ума, Толик, дался тебе этот чертов вестерн.
— Ковбой, — Анатолий расправил плечи, — вестерны любят все, но лишь немногие имеют мужество в этом признаться.
Алексей взял его под руку, вывел на улицу.
— Тебе, ковбой, еще пять часов за рулем, — он взглянул на часы.
— Справлюсь, — Анатолий озорно подмигнул. — Что это ты о бензине спрашивал?
— Ты знаешь, сколько в Европе стоит бензин? Сколько можно вывезти за границу? Ничего ты не знаешь. Отложи ты поездку, через месяц оформимся вместе...
— Не могу! — Анатолий провел пальцем по горлу. — Цейтнот!
В этот день наряд Бравина нес службу на КПП, расположенном на шоссе. Контрольно-пропускной пункт — небольшое современное здание, с обеих сторон его паркуются машины, приезжающие в страну и уезжающие из нее. К машинам выходят работники таможни, которые производят досмотр, пограничники проверяют паспорта.
От здания КПП в сторону Польши метров сто шоссе, затем мост, при въезде на который шлагбаум и пограничная будка. Мост перекинут через неширокую речку, в центре моста поперечная полоса, здесь кончается территория нашей Родины. Длина моста небольшая, так что шлагбаум, будка и часовой на той стороне видны превосходно.
На площадке было несколько машин, владельцы и пассажиры оформляли документы в помещении.
Добродушный толстяк в светлом, изрядно помятом костюме, жестами восполняя нехватку русских слов, подвел пограничника с овчаркой и таможенника к запыленному «мерседесу».
— Прошу, прошу, битте, — он быстро открыл все двери и багажник и продолжал по-немецки: — Я еду к вам через много, много границ... Проверяли, хорошо проверяли... Что я могу везти? Бриллианты? Опиум?
Овчарка обежала «мерседес», сунула нос в багажник.
— Что может найти здесь собака? — бормотал на немецком суетливый хозяин. — Шпиона я к вам везу, что ли?
— Альма проверяет, хороший приехал человек или плохой, — сказал подошедший Бравин.
— Такую собаку со щенками надо везти в ООН, — ответил немец.
— Прапорщик, — позвал Грузинцева таможенник, протягивая ему связку книг.
— Это библия, — быстро заговорил немец. — Я человек верующий. Я знаю, что у вас свобода религии.
Пограничник отвел собаку, приказал сидеть. Грузинцев начал перелистывать книгу. Таможенник поставил на капот еще две упакованные связки книг.