Здравый смысл, или Идеи естественные противопоставленные идеям сверхъестественным

Если бы не было закона, не было бы и греха. Нет ничего более ложного, чем это положение. Достаточно, чтобы человек был тем, что он есть, то есть разумным существом, и тогда он отличит, что именно нравится ему и что не нравится. Достаточно, чтобы человек знал, что и другой человек, подобно ему, существо разумное, и тогда он не сможет не знать, что полезно либо вредно этому человеку. Достаточно, чтобы человек нуждался в себе подобном, и тогда он будет знать, что должен бояться возбуждать в этом человеке недружелюбные чувства по отношению к себе. Следовательно чувствующему и мыслящему существу достаточно лишь чувствовать и думать для того, чтобы узнать, что оно должно делать в отношении себя и других. Я чувствую, и другой человек чувствует, как и я. Вот основание всякой морали.

§ 172

Мы можем судить о качестве морали лишь в зависимости от ее соответствия природе человека. После того, как проверим наше утверждение, мы будем вправе отбросить ее, если найдем противоречащей благу человечества. Каждый, кто всерьез размышлял о религии и ее сверхъестественной морали, каждый, кто верной рукой взвесил ее преимущества и недостатки, должен сделать заключение, что и религия, и ее мораль вредны для человеческого рода и прямо противоположны природе человека.

«Народы к оружию! Надо действовать в защиту вашего бога. Небо оскорблено. Вера в опасности. Долой нечестие! Долой богохульство! Долой ереси!» Пользуясь магической силой этих страшных слов, в которых народ абсолютно ничего не понимает, священники во все времена умели подымать народы, развенчивать королей, разжигать гражданские войны, бросать людей на гибель для получения добычи. Когда случайно начнешь анализировать те важные обстоятельства, которые вызвали гнев небесный и произвели на земле столько опустошений, то находишь, что лишь безумные мечты и причудливые догадки какого-нибудь богослова, который сам ничего в них не понимает, либо требования духовенства порвали все связи общества и выкупали человеческий род в его собственной крови и слезах.

§ 173

Государи этого мира, приобщая божество к управлению их государствами, называя себя его наместниками и представителями на земле, признавая, что от божества получили они свое могущество, по необходимости должны считать его служителей либо соперниками, либо повелителями. Разве удивительно, что священники часто дают чувствовать королям превосходство царя небесного? Разве не давали они знать бренным государям, и притом не один раз, что самая большая мощь обязана уступить духовной силе их мнений? Нет ничего труднее, чем служить двум господам, особенно если эти господа абсолютно несогласны насчет того, что они требуют от своих подданных.

Соединение религии с политикой привело по необходимости к двойственному законодательству в, государствах. Закон божий, разъясняемый священниками, часто противоположен закону государеву, то есть интересам государства. Когда государи проявляют стойкость и убеждены в любви своих подданных, закон божий иногда вынужден соглашаться на то, чтобы приспособиться к мудрым намерениям бренного государя; но чаще государственная власть вынуждена отступить перед божественной властью, то есть перед интересами духовенства. Нет ничего более опасного для государя, чем наложить руку на кадило, то есть чем желание уничтожить злоупотребления, освященные религией. Бог гневается больше всего тогда, когда касаются божественных прав, привилегий, имений и льгот священства.

Метафизические умозрения, то есть религиозные воззрения, людей влияют на их поведение лишь тогда, когда суждения соответствуют интересам. Ничто не доказывает так убедительно этой истины, как образ действий большого количества государей в отношении духовной власти, которой, как мы видим, они очень часто сопротивляются. Разве государь, убежденный в важности и правах религии, не должен по совести считать себя обязанным относиться с уважением к предписаниям священников и смотреть на эти предписания, как будто последние сделаны самим божеством? Было время, когда и короли, и народы вели себя последовательнее и казались больше убежденными в правах духовной власти. Они становились рабами последней, подчинялись ей во всех случаях и оказывались послушными инструментами в ее руках: это «счастливое» время прошло. По какой-то странной непоследовательности мы видим некоторых наиболее набожных государей противящимися предприятиям тех, на кого они должны были бы смотреть как на служителей божьих. Государь, преданный религии и уважающий своего бога, должен был бы беспрестанно простираться ниц перед священниками и смотреть на них как на настоящих государей. Разве есть на земле власть, которая была бы вправе сравнивать себя с властью всевышнего?

§ 174