Зефир в шоколаде

— Ну, Боря был мерзавцем, так что ничего удивительного.

— Это тут при чём?

— Как же. После того, как они с Мариной прожили свои медовые пару лет, он полюбил рассказывать ей, какая замечательная у него была жена. И чтобы не винить себя-любимого, винил её за то, что не общался с тобой. Хотя, это было справедливо.

— Ах вот в чём дело, — проговорила я, откидываясь на спинку дивана и складывая на груди руки. — А мама?

— А твоей маме он говорил, что его новая жена предел мечтаний любого мужчины. Возможно, так и было первый год, и он на самом деле так думал, но потом глаза начали открываться. Но твоей маме он упрямо это повторял. Наверное, для того, чтобы самому не было так обидно. Знаешь, ей даже повезло, что он перестал появляться. Но бедная Оля так и не вышла замуж.

Почему-то я никогда не смотрела на жизнь мамы с этой стороны. Конечно, когда повзрослела, начала задаваться вопросом, почему она, молодая и привлекательная женщина, не захотела больше выйти замуж, но мама всегда говорила о папе, негодующе, и я, в конце концов, уверилась в том, что отец отбил у неё всякую охоту повторять попытку замужества. Может, так, в какой-то степени, и было, а может, мама не просто негодовала, а страдала все эти годы по мужу-предателю. Вряд ли я наберусь смелости спросить её об этом сейчас, спустя годы.

— Вы ведь общаетесь с моей мамой, да?

— Мы созваниваемся иногда, — не стала спорить Серафима, мило улыбаясь.

— Удивительно, что она мне ничего не говорила, и мы никогда с вами не встречались.

— Ты так быстро выросла, деточка. Я оглянуться не успела.

Да уж, двадцать семь лет пролетели незаметно.

Я призадумалась, и не сразу поняла, что Серафима вглядывается в моё лицо. А потом она вдруг сказала:

— У тебя Борины глаза.

Я растерянно моргнула.

— Да. И боюсь, что мозги его. Для женщины это плохо.

Я всё-таки улыбнулась.

— Степень моего ума на моём лице отражается?

— В глазах. — Серафимы похлопала меня сухонькой ладошкой по коленке. — Но Марина мудрее, не забывай об этом. Мудрость с годами приходит.

Я перехватила взгляд Антона, который наблюдал за нами с другого конца комнаты, Серафима тоже в ту сторону посмотрела, после чего возмущённо фыркнула.

— И не вздумай связаться с этим чёртом двояким. Или, по крайней мере, пусть женится.

Я оторвала взгляд от лица Антона, а на Серафиму взглянула изумлённо.

— В каком смысле?

— В обычном. Пусть женится. Не всё же коту масленица. А смотрит он на тебя, как кот на сметану. — Серафима довольно и в то же время как-то возмутительно засмеялась, а потом и пальцем Антону погрозила. Тот усмехнулся, словно слышал каждое слово из нашего разговора, а после не спеша направился к нам через гостиную. Я наблюдала за его приближением с неловкостью.

— Фима, я всего лишь смотрю, — сообщил он, присаживаясь на подлокотник кресла напротив.

— Смотришь так, что даже меня, старую женщину, пробирает. Оставь девочку в покое, не нужно ей таких проблем.

— Это я проблема?

— А кто же? И нечего мне улыбаться.

Я лицо рукой закрыла, скрываясь от их взглядов. А Антон клятвенно пообещал:

— Я буду о ней заботиться.

— Очень на это надеюсь.

— Перестаньте, — шикнула я на них.

А Серафима устремила на него свой палец, прямо в лоб Антону.

— Её отец с тебя спросит когда-нибудь, запомни.

— Запомню, — кивнул он.

Серафима вздохнула, кажется, удовлетворённо, с дивана поднялась, опираясь на мою руку, и негромко проговорила:

— Моё любимое печенье принесли, пойду…

Как только она отошла, Антон пересел ко мне, улыбался, поднеся бокал с виски к губам.

— Фима — наша семейная Ванга, — сказал он. — Как скажет, всё сбывается. Так она однажды Боре предсказала погибель от очередной юбки. И вот, сбылось. К сожалению.

— Это ты сейчас на что намекаешь?

— Это я не намекаю, это я раздумываю. Где мне тебя сегодня поцеловать.

— Тебе не стыдно?

— Нет. А должно быть?

— Тебе никогда стыдно не бывает? — уточнила я.

Он сделал вид, что призадумался, хотя я была уверена, что ответ у него был готов через долю секунды, причём вполне искренний. Но он сказал:

— Иногда.

Я спрятала улыбку. Мой взгляд скользил по его плечу, по идеальному крою пиджака, я даже не удержалась и провела рукой по рукаву. Он голову повернул, в лицо мне посмотрел и спросил:

— Как тебе вечер?

— Я себя запугала, — призналась я.

— Я подозревал, но и успокаивать не спешил.

Я вдруг осознала, что мы сидим с ним на диване, нос к носу и шепчемся. Моргнула и поспешила отодвинуться, но опоздала, за нами наблюдали. И если Марина Леонидовна лишь смотрела, хоть и хмуро, то Алиса откровенно злилась.

— Антон! — не удержалась она и позвала его. — Ты обещал со мной выпить.

Он поднял свой бокал.

— Я пью, лисёнок. Без тостов и чоканья, сегодня нельзя.

Я ещё отодвинулась, и Антон глянул на меня, предостерегающе. Отодвигаться я прекратила.

Сергей Владимирович, который единственный пил чай, кашлянул и спросил:

— Валерия Борисовна, я всё-таки хотел бы с вами поговорить. С глазу на глаз, так сказать. Например, завтра, если у вас будет время.

Мне не нужно было этого делать, но я машинально посмотрела на Антона. Тот подбородок потёр, после чего за меня ответил: