Дедушка Джо положил свою тонкую руку на плечо внучке и доверчиво посмотрел на Старлица. Тот был тронут до глубины души. Его отец пренебрег всеми сложностями и посетил свою единственную внучку, чтобы осыпать ее анахроничными дарами на дальнем краю своего скитальческого ареала, в завершающее десятилетие века. То было истинным самопожертвованием. Старлиц почувствовал, как внутри у него проходит давно мучившее его невероятное напряжение. Теперь он знал, что правильно поступил, приехав сюда. Все прошлые потери и будущие расплаты были отныне не в счет.
– Кайяк, – произнес дедушка Джо, откашлявшись. – Кинник-кинник. Нок конк.
– Он пытается с нами разговаривать! – взвизгнула Зета.
Дедушка Джо на глазах наливался силой, терял призрачность и крепчал. Он повернулся к Зете, добродушно подмигнул ей и игриво указал пальцем на Старлица.
– Тип из «Сладкой жизни». Влюбчивый осел.
– Папа молодец, – вступилась Зета за Старлица. – Он очень веселый, если с ним как следует познакомиться.
Джо прочувственно шмыгнул носом.
– Ма не знает себя, как и я.
– Это он о твоей бабке, – перевел Старлиц. – Медсестра Старлиц. Агнешка Старлиц. Понимаешь, она была узницей лагеря смерти в Польше, а потом попала в Америку и добралась до места, где могла видеть Джо лучше, чем кто-либо еще. Агнешка даже могла до него дотронуться... Они никогда не находились на одном и том же месте достаточно долго, чтобы пожениться, но отлично друг другу подходили. И даже друг о друге заботились.
– Мы можем повидаться с бабушкой?
Старлиц грустно покачал головой.
– До нее теперь не достучаться, милая. У нее кресло-каталка, дистанционный пульт, овсянка трижды в день... Иногда она сестра, иногда пациент, но чаще то и другое вместе, такая вот многофазовость... Боюсь, ты этого не поймешь, это для взрослых. Нет, повидаться с бабушкой ты не сможешь. Поверь, лучше избегать того состояния, когда начинаешь беседовать с медсестрой Старлиц. – Старлиц почесал подбородок. – Если это кому-то под силу, то в первую очередь ему.
Дедушка Джо разгулялся: встал, зевнул, потянулся. Электрогенератор тут же чихнул и выключился. Рождественские огоньки погасли. Проигрыватель взвыл, рявкнул и заглох.
Несколько обормотов еще немного поголосили рождественские гимны, а потом затихли. Дряхлый гараж погрузился в стальные потемки, озаряемые только огнем в железной бочке, но отцу Старлица не было до этого дела. Наоборот, такое мистическое освещение только придало ему сил. Теперь его настроение можно было назвать даже развязным. Глянув на ближайшего пьянчугу с веселым презрением, он изрек:
– Мужик! – Улыбка до ушей. – Ева пригласила идиота – ретромастоида, идиота, Сэма или тератоида – в одиннадцать часов!
– Наплюй на эту дурную деревенщину, папа. Мы так рады тебя видеть! Ты отлично выглядишь, учитывая, что на дворе 1999 год и все такое прочее.
Сказав это, Старлиц поднялся, чтобы успокоить свою паству новыми порциями спиртного. Вернувшись, он обнаружил, что его дочь и отец увлеченно беседуют.
– Понимаешь, дедушка, тут все дело в почитании Луны, – смущенно втолковывала Зета. – Обе мои мамы исполняют обряды поклонения Луне в старых лесных зарослях.
– Самые наивные извращенки «Ом», – задумчиво молвил Джо.
– Представляешь, дедушка, я только что приехала из страны мусульман!
Джо снисходительно кивнул.
– Поймай мусульманину верблюда, сомалиец! Турок на гербе.
– Смотри-ка, Зета, папаша с тобой поладил! – Старлиц сел на свою мексиканскую торбу. – Пора поведать тебе историю дедушкиной жизни. – Старлиц церемонно достал янтарную бутыль с текилой «Гран Сентенарио» и стопку бумажных стаканчиков. – Ты должна ее знать. Это ведь твое наследство. Дедушке было бы нелегко рассказать ее самостоятельно. – Старлиц снял с горлышка фольгу и откинул пластмассовую крышечку. – Не возражаешь немного помочь мне с фабулой, папа?
– О нет! – сердечно согласился Джо, принимая полный бумажный стаканчик. – Растопырь жабры, аллигатор! – Он выпил.
– Во-первых, что бы Джо ни нес, никакой он не «яванский навахо», – начал Старлиц. – Он, конечно, туземец – такой, что дальше ехать некуда, но какой бы этнический ярлык ты на него ни налепила, Джо обязательно окажется кем-нибудь другим. Это и есть твое истинное происхождение, Зета. Ты принадлежишь к племени тех, кто не принадлежит ни к каким племенам.
Старлиц отхлебнул текилы. «Гран Сентенарио», урожай века, глоток ностальгии.
– Твоя семья разрушает шаблоны и живет в образовавшихся трещинах. Твой дедушка Джо всегда был одним из «них», но никогда к «ним» не принадлежал. Он яванский навахо, точка встречи двух несоприкасающихся окружностей.
– Да-да! – радостно крикнула Зета. Для нее все это было исполнено смысла. Казалось, она всю жизнь ждала этого откровения. Слушая, она дрожала от восторга.