Zeitgeist

– Попытаюсь объяснить немного иначе. Эти люди – хиппи. Они поверят всему, что, как они считают, не одобряют полиция и церковь. Они проглотят любую дурацкую чушь, которую ты пожелаешь им скормить.

Зета завязала ботиночный шнурок и вскарабкалась на кровать.

– Дай-ка я попробую, папа. По-моему, я могу парить в воздухе. – И она увлеченно запрыгала на матрасе вверх-вниз.

– Это дешевая жесткая кровать, милая. Перестань.

– Лучше посмотри, как я парю! – И она проехалась на одной ножке по стальному ребру кровати. – Как тебе моя лунная походка?

– Успокойся.

– Я спокойна. Ха-ха-ха! – Зета с шумом и треском перепрыгнула на переднюю спинку. – Тебе меня не поймать, папа!

– Ты меня слышала? – прикрикнул на нее Старлиц. – Не зли меня!

Но Зета перенеслась, как пушинка одуванчика, на верхнюю перекладину оконной рамы, прокатилась по ней, медленно проехалась по потолку и задержалась, как клубок паутины, в верхнем углу комнаты.

– Не поймаешь, не поймаешь! Я не слезу! Видишь, папа, как плохо я себя веду! Ха-ха-ха!

– Ты сейчас дождешься!

– Вот я и полетела! Ха-ха-ха!

Не столько сердито, сколько грозно Старлиц извлек из сумки одноразовый фотоаппарат.

– Лучше слезь, Зета! Не заставляй меня прибегать к этому!

Но Зета, исступленно мотая косичками, запрыгала по потолку. Вниз посыпалась штукатурка. Старлиц взял фотоаппарат наизготовку и навел объектив на дочь. Вспышка – и Зета с грохотом рухнула вниз. Воя от боли и злости, она, сжимая ушибленную коленку, стала театрально кататься по полу.

День выдался долгим и утомительным для них обоих.

Зета забылась тревожным сном, а Старлицу было по-прежнему не по себе. Он чувствовал в номере отеля непонятный запах. Угораздило же его напиться в паршивой ночлежке, накуриться и смертельно устать посередине Тихого океана! Его мучила отрыжка, он не исключал закупорку артерии или какие-нибудь еще внутренние неполадки, вплоть до готовящейся смертельной коронарной катастрофы.

Винить Гавайи было вовсе не обязательно. Что-то разладилось в нем самом, в городке, на острове, на планете, во всей Вселенной. От проблемы было некуда деваться: он чувствовал ее запах, в каком бы далеком космосе она ни зародилась. Неоновое солнце, прячущееся за воняющую хлоркой кучу мусора... Пустота, холодный синий бассейн, последние безжизненные пузыри, губная помада, как застывший жир, шприцы с обломанными иглами...

Старлиц нашарил телефон и набрал номер.

– Shtoh vy khotiti?

– Виктор? Это Леха Старлиц.

– Вы на Кипре?

– Нет, на Гавайях.

– Гавайи? Телевизионный полицейский боевик? Брюнет, автокатастрофы, негодяи, револьверы?

– Да, нет, может быть. Я насчет группы, Виктор.

– Можете раздобыть мне грин-карту?

– Виктор, с группой ничего не случилось?

– Как же не случилось! – Виктор громко облизнул губы. – Одна из них умерла.

– Ты мне уже говорил. Француженка.

– Кто, та? Нет, теперь Итальянка.

– Ты шутишь! Итальянка?!..

– Утонула в гостиничном бассейне. Наркотики, купание... Все как обычно.

– Где сейчас группа? Где Озбей?

– Мехмет Озбей в Стамбуле, дрессирует новую Итальянку. Это будет мусульманка из Албании.

Старлиц застонал.

– Твой дядя близко? Передай ему трубку.

– Вы что, пьяны? Кажется, вы напились. Мой дядя все еще труп, Леха. Он находился на авиабазе в Белграде в первый натовский налет. Разве вы не помните?

– Он жив.

– Даже если бы Пулат Романович был жив, вы бы не смогли с ним поговорить. НАТО напало на суверенное социалистическое государство и взрывает все электростанции и телефонные узлы.

– Не болтай глупости. Авианалеты всегда лучше выглядят на бумаге, чем если взорвать телефонную станцию.

– Даже если бы мой дядя был жив, а югославские телефоны работали, он бы с вами не поговорил, потому что геройски защищал бы демократически избранного президента славянского народа Слободана Милошевича.

– Расскажи это Жириновскому, парень. Сколько воздушных боев дали НАТО югославские ВВС? Я немного не в курсе событий.

– Не слишком много, – признал Виктор.

– В таком случае наш ас мог остаться в живых.

Зета села в постели.

– Кто это, папа? Моя мама?

– Нет.

Зета угрюмо шмыгнула носом. Она была бледной и напуганной.

– Я хочу поговорить с мамой.

– Помнится, она была на Кипре. Туда я сейчас и звоню.

– Насчет группы?

– Да.

– «Большая Семерка» погибнет?

– Нет, у группы все отлично. Умрут только девушки.

– Ты должен их спасти, папа.

– Зачем?

– Не знаю. Но ты должен это сделать, папа. Ты просто должен спасти их!

Старлиц вернулся в особняк с мыслью выклянчить у Макото денег. Но Макото никого не принимал. Служанка, выполнявшая его распоряжения, повела Старлица и Зету к Барбаре.

Барбара нежилась в саду в шезлонге, надзирая за прислугой, которая лениво выпалывала розы-мутанты.

– Какая прелестная крошка! – воскликнула она, увидев Зету.

– Mahalo [73], – сказала Зета. – Можно мне кокосового молока? Оно так хорошо пахнет!

Барбара подозвала другую служанку и велела ей проводить Зету на кухню.

– Макото занят монтажом студийных записей, – сообщила она. – Он никого не принимает. Особенно тебя.

– Он не бесится?