Зейтун

Следующий дом, над которым он работал несколько лет, находился через улицу от особняка Энн Райс, писательницы, — Зейтун не читал ее книг, в отличие от Кейти, которая всегда читала запоем. Особняк этот был одним из самых грандиозных и величественных в Новом Орлеане. Высоченные потолки, громадная лестница, широким изгибом спускающаяся в вестибюль, повсюду резьба, каждая комната — со своим неповторимым стилем. Зейтун здесь покрасил и перекрасил, кажется, все комнаты, но хозяева и не собирались останавливаться. Ему очень нравилось ходить по этому дому, восхищаясь искусством мастеров, тщательностью отделки изысканных деталей и украшений — стенной росписью над камином или замысловатыми, везде разными узорами балконных ограждений. Повсюду чувствовалось романтическое стремление создавать красоту — хрупкую, нестойкую и ненадежную, требующую неусыпного внимания и заботы, как и сам город. Этим Новый Орлеан отличался от других городов и потому был раем для строителей и реставраторов.

Зейтун прошел в противоположный конец дома, по пути поправив сбившуюся защитную пленку на полу вестибюля. Заглянул к Георгию, плотнику-болгарину, посмотреть, как движется работа — тот устанавливал новые лепные украшения перед кухней. Георгий был отличный работник, лет шестидесяти, крепкого телосложения, неутомимый, одна проблема — говорун каких мало. Если завести с ним разговор, то раньше, чем через двадцать минут не отвяжешься: он тебе и лекцию прочтет о бывшем Советском Союзе, и обрисует прелести курортной недвижимости в Болгарии, и расскажет о своих многочисленных путешествиях на мотоцикле через всю страну в обществе Альбины — давно ушедшей из жизни жены, по которой он так и не перестал тосковать.

Зейтун забрался в пикап. Включил радио — на него обрушились пугающие сообщения об урагане «Катрина». Два дня назад ураган сформировался у Багамских островов и уже успел натворить там бед — раскидал лодки и яхты, как щепки. Зейтун все внимательно выслушал, но не стал придавать новостям особого значения. Когда еще ураган доберется до Нового Орлеана, стоит ли беспокоиться раньше времени?

Он направился к «Пресвитерии»[2] на Джексон-сквер, где еще одна его ремонтная бригада трудилась над скрупулезным восстановлением двухсотлетнего здания. Когда-то там располагался суд, а теперь разместилось обширное уникальное собрание экспонатов и артефактов, связанных с праздником Марди Гра[3]. Не каждый день удается получить такой престижный заказ, и потому Зейтун старался, чтобы все было выполнено безупречно.

Из дома позвонила Кейти. Клиент из Бродмура жалуется: кто-то из работников Зейтуна так покрасил оконную раму, что теперь невозможно открыть окно.

— Я сам съезжу, — сказал Зейтун, решив, что так будет проще всего: он приедет, распорядится, и все будет сделано, не надо никому звонить, никого не надо ждать.

— Ты слышал про ураганный ветер? Во Флориде трое уже погибли, — сказала Кейти, но Зейтун отмахнулся:

— Нам ли бояться какого-то ветра.

Кейти частенько подтрунивала над упорным нежеланием Зейтуна подчиняться любому давлению, независимо от его природы. Но Зейтун и не думал меняться. Он был воспитан на примере своего отца, отважного морехода, прошедшего самые невероятные испытания и каким-то чудом оставшегося живым.

Отец Зейтуна Махмуд родился неподалеку от Джеблы, на единственном сирийском острове Арвад, таком крохотном, что его даже на некоторых географических картах не указывали. Большинство тамошних мальчишек становились или кораблестроителями, или рыбаками. Еще подростком Махмуд начал плавать на парусных сухогрузах, перевозящих товары из Ливана в Сирию, в основном — древесину для нужд Дамаска и портовых городов. Во время Второй мировой войны он оказался на одном таком судне, совершавшем рейсы между Кипром и Египтом. И Махмуд, и другие члены команды понимали, что гитлеровские истребители могут на них напасть, заподозрив в помощи союзникам, и все же появление на горизонте немецкой эскадрильи повергло моряков в шок. Махмуд и его товарищи попрыгали в воду за секунду до того, как самолеты с бреющего полета принялись их расстреливать. Перед тем как судно затонуло, они сумели отцепить от борта надувную спасательную лодку, но забраться в нее не успели: немецкие самолеты, сделав круг, вернулись, чтобы прикончить оставшихся в живых. Махмуду с товарищами ничего не оставалось, как нырнуть и переждать под водой, пока немцы не убрались восвояси, решив, что в живых никого не осталось. Когда все утихло, моряки подплыли к лодке, изрешеченной пулями. Они заткнули дырки рубашками и, гребя руками вместо весел, плыли целую вечность, пока не достигли египетского берега.