Зелен камень

— Да, нужно было создать предельно запутанное положение, которое дало бы, на худой конец, хотя бы косвенные улики против Расковалова. Случай помог мне найти решение. Зная, что Халузев в субботу уехал на день в Горнозаводск, я рано утром выехал вслед за ним и навестил его на дому. На улице я увидел машину, возле которой стояло несколько человек, ожидая, пока шофер исправит неполадку в моторе. Среди них был Расковалов. Он отделился от группы и направился к соседнему почтовому отделению. Я последовал за ним, видел, как он сначала позвонил кому-то из будки таксофона, а потом написал и сдал телеграмму. Из этого же почтового отделения я послал телеграмму Расковалову о болезни его матери. Телефонной проверки телеграммы я не боялся, так как по дороге в Горнозаводск слышал, что лесной пожар уничтожил телефонную связь между Кудельным и Горнозаводском.

— Как вы достали листок бумаги из блокнота Расковалова?

— Однажды мне удалось проникнуть в землянку Расковалова и Самотесова…

— А вот с орфографией вы не справились.

— Я учился русской письменности по старой грамматике и не успел вполне привыкнуть к новой орфографии. Ошибки, допущенные мною в тексте телеграммы, я, конечно, заметил и попытался скрыть их. Телеграмму я не переписал потому, что у меня не было запасного листка, так как при посещении землянки я решился взять лишь один листок из двух последних в блокноте.

— Как вы вторично очутились в Горнозаводске? Вечером со вторника на среду, еще не зная, что Расковалов по моему вызову уехал в Горнозаводск, я предпринял поджог на шахте, был обстрелян стражей, пробрался на станцию Перемет и с утренним поездом приехал в Горнозаводск.

— Зачем?

— Продать два камня, которые я в среду же получил от Халузева у него на дому, под предлогом, что мне нужны средства для отъезда за границу.

— А в действительности чтобы купить взрывчатку, обещанную вам неким Н. с гилевского прииска?

— Да, но этот человек нагло обманул меня…

— Через кого вы организовали продажу камней?

— Через ювелира Крапульского.

— Для чего вам понадобилось назвать себя инженером из Новокаменска?

— Нужно было успокоить Крапульского, который неохотно взял на себя эту комиссию.

— И заодно унизить Расковалова обвинением в подпольной торговле камнями?

— Я лично не вижу преступления в том, что инженер продает через ювелира принадлежащие ему ценности, но, конечно, в данном случае я учитывал ваши странные понятия о морали.

— С какой моралью вы сообразовались, когда сбрасывали бревна на мальчика, завалившегося в восстающую выработку, когда добивали полумертвого Романа Боярского?

— Я был вынужден к этому обстоятельствами. Мальчик, конечно, узнал о болотном продушном ходке Клятой шахты от Романа. С таким же успехом Роман мог указать дорогу Павлу Расковалову, который, кстати, поселился в Конской Голове.

— Добавьте, что вы убили Романа также как свидетеля драмы в забое.

— Пусть так… Меня удивляет, как этот мальчишка смог выбраться из забоя. Если бы не он, мы имели бы достаточно времени для разборки «альмаринового узла».

— Вы, невольно для себя, помогли мальчику, когда стали разбирать завал на пути к забою и не успели закончить это дело. Теперь ответьте на вопрос: как сложились ваши отношения с Халузевым в Гилевке и чем объясняется ваше покушение на жизнь Халузева?

— В Гилевку Халузев приехал спустя несколько дней после того, как я устроился на каменоломне. Не раз мы встречались в окрестностях Баженовки и Гилевки и долго беседовали на политические темы. По мере того как его здоровье улучшалось и страх смерти слабел, он все внимательнее относился к моим словам о западных странах, о том, что там готовится новая война против Советской России и что мы ставим целью ликвидацию советской власти. Но в то же время он решительно уклонялся от активного участия в нашей группе, как огня боялся советских органов государственной безопасности, как бы держал меня под наблюдением, отговаривал от решительных выступлений. Он опасался, что в случае провала вскроется и его связь с нашей группой.

Все время Халузев уговаривал меня прекратить опасную борьбу за «альмариновый узел», как обреченную на неудачу; он также упорно отрицал мои догадки о мотивах, приведших Павла Расковалова на Клятую шахту, объясняя появление Павла Расковалова на шахте исключительно случайностью.

В субботу, когда я уже знал, что моя кампания против Павла Расковалова увенчалась успехом, что Расковалов снят с работы, ко мне в каменоломню явился Халузев в очень возбужденном состоянии и сообщил неприятные новости: оказывается, Халузев накануне беседовал с Расковаловым в Конской Голове, пытался утешить его и обещал ему материальную помощь. Этот неосторожный поступок Халузева привел к опасным последствиям: Расковалов стал допытываться у Халузева, кто его прислал, кому нужно убрать Расковалова с шахты, кто находился за дверью в доме Халузева в день вручения завещания. А в субботу утром Халузева навестил какой-то гранильщик, обвинил его в том, что он вовлек Павла Расковалова в подпольную торговлю камнями, пригрозил сообщить об этом «куда надо».