— Как направление, капитан? — осведомился Игошин.
— Болотника сейчас будет, — предупредил Петюша. — Неглубокая, пройти можно.
Сразу посвежело, потянуло сыростью, под ногами захлюпало, небо стало туманным, отражение месяца заколебалось и разбилось в воде. Осип оступился, чуть не упал и выругался. Вскоре туман затянул все понизу. Шли сначала по колено, а потом по пояс в молочном тумане между низенькими соснами. Хотелось держать руки повыше над туманом. Это продолжалось долго.
— Камни! — сказал Петюша.
На фоне неба с его редкими звездами возникли высокие неподвижные тени. Полоса тумана осталась позади. Началось отлогое взгорье, чуть-чуть потянуло сухим теплом.
Издали докатился слабый отголосок выстрела. Люди остановились.
— Самотесов со своими людьми к «двум братьям» вышел! — оживленно проговорил Игошин. — Половина дела сделана. А где же твой ходок, капитан?
— Прямо ступай, Осип! — приказал Петюша. — Тут ручеек плескал, а нынче чего-то не слыхать.
Тишина! — потребовал Игошин. Все затаили дыхание.
От камней донеслось глухое строптивое бормотанье воды, по временам прерываемое хихиканьем, всхлипываниями. Вода билась меж камней.
— Он, — спокойно произнес Петюша. — Пусти-ка меня наземь, Осип. С ношей не пройдешь…
— Голубок сильно тянет, — предупредил Павел начальника партии, с трудом сдерживая Голубка, натянувшего цепь и рыскавшего носом по земле.
— Рассредоточьтесь! — коротко бросил Игошин.
Участники похода разошлись в обе стороны, образовав как бы полумесяц, и стали медленно приближаться к темной гряде скал, которые с каждой минутой становились все выше. Каждый шаг давался нелегко: взгорье было густо усыпано обломками камня, валунами.
Миша не выдержал, шепнул Павлу, когда они сблизились у одного из камней:
— Товарищ начальник, к вам старик в Конскую Голову приходил, Халузев. Так поймали его. Вечером поймали на Перемете. Хотел сбежать. Денег при нем было много.
— В стену упремся, что ли? — спросил Осип.
В темной гряде скал обозначилась еще более темная полоса, шедшая вкось сверху вниз. Это было узкое ущелье.
— В щель первые пройдем мы с вами, Павел Петрович, вместе с Голубком, — сказал Игошин. — Другие будут двигаться за нами редкой растянутой цепочкой. Петюша с Осипом пройдут последними. Теперь нам проводник, собственно говоря, уже не нужен. Собака на верном следе, ишь как рвется!
— Да, она ведет хорошо.
Вошли в теснину между утесами. Один из них высился крутой стеной, другой склонился к нему, точно застыла гранитная волна, собравшаяся ударить в обрыв. Идти стало еще труднее: теснина представляла ложе ручья, камни осыпались из-под ног, скатывались в воду.
Руководители колонны вздохнули с облегчением, когда ущелье кончилось. Открылось пространство, которое сначала показалось безмерным: широкая чаша в отвесных, высоких бортах, заваленная, загроможденная понизу камнем.
Путеводной нитью в каменном хаосе служил все тот же быстрый и строптивый ручей.
— Всё к гилевским каменоломням идем, — отметил Максим Максимилианович. — Их от этих мест отделяют болота.
Голубок резко потянул в сторону от ручья.
— На праву руку надо, — в тот же миг проговорил Петюша.
Отрезок пути в каменном хаосе дался тяжелее, чем весь переход от Конской Головы до камней, и, как казалось, кончился ничем, но Голубок тянул Павла дальше по каменной осыпи, к самой скале.
— Вверх надо, — подсказал Петюша.
Черная черта, прорезавшая отвесный борт чаши, которую люди сначала приняли за трещину, в действительности оказалась тропинкой не шире человеческой ступни, круто уходившей вверх.
Месяц, висевший над острым краем чаши, осветил лицо Игошина, когда он обернулся к участникам экспедиции. Уже не оставалось в нем невозмутимого спокойствия и неторопливости пожилого человека: Игошин стал моложе и выше, глаза светились.
— Тут ты, Петюша, и видел «тех»? — спросил он. — Точно помнишь: троих?
— Трое прошли.
— В «гору»?
— В «гору»… Я за тем камешком лежал, грелся, а «они» и прошли. Впереди высокий, а другие будто ниже, мельче.
Сердце Павла сжалось.
— Пойдешь с нами в «гору»? — спросил Игошин у Петюши. — Не боишься?
— Пойду, — согласился тот. — Чего мне бояться!
— Ты смел! — усмехнулся Игошин. — Нет, вы, сержант Асанов, с Боярским и мальчиком останетесь внизу. Выберите себе место среди камней, устройтесь поудобнее и ждите…
— Чего ждать-то? — недовольно пробормотал Осип. — На миру лучше.
— Не мешайте! — резко остановил его Игошин. — Вы, Максим Максимилианович, передайте Боярскому свою двустволку, достаточно с вас пистолета. Запомните, товарищ сержант: если увидите, что кто-нибудь вышел из «горы» и не подал условного знака — а условным знаком будет свист, — пропустите, не подавая признаков жизни. Когда уйдут далеко, дайте несколько выстрелов может быть, Колясников услышит и лучше подготовится к встрече «гостей». В «гору» пойдем мы с вами, Павел Петрович, Первухин младший и сержант Трофимов. Вы, Максим Максимилианович, как хотите.
— А вы думаете, как я хочу! — рассердился Абасин. — К тому же я, кажется, врач.