— Как бы не так. От чего-то же тебе все-таки стало грустно, когда невеста танцевала с отцом, разве нет?
— Да, потому что мой папа погиб, — отрывисто, но не зло говорит она. — Вы очень наблюдательны, Эйнштейн.
— Мы с твоей мамой сегодня о нем говорили, — сообщаю ей я.
— Да ну? — спрашивает она с удивлением. — И что она тебе про него рассказала?
— Что он был храбрым и любил пошутить. И что он был не отец, а чистое золото.
— Это правда, — говорит она серьезно и грустно, но тут же снова улыбается. — Таким он на самом деле и был. Когда мне было плохо, он всегда находил способ меня развеселить. Ты тоже так умеешь. Я это вижу. И благодаря тебе любовь кажется более настоящей, чем она есть на самом деле.
— Подожди, ты о чем? — перебиваю я ее. — Любовь, она ведь и есть настоящая. Какие тут могут быть сомнения?
— Ладно, — говорит Грейс, — настоящая так настоящая, но она всегда быстро проходит, и даже если нет, то все равно очень сильно ранит. Твои родители несчастливы вместе. Моя мама несчастна, потому что нет папы. И, готова поспорить, что если бы умер твой папа, а мой был бы жив, то твоя мама грустила бы точно так же, как сейчас грустит моя, а мои бы, бля, устраивали в доме точно такие же драки — сечешь, о чем я? А посмотри на О’Дрейнов. У них вообще в семье полный пиздец. А как насчет Стивена с твоим отцом? Как это все понимать? Планета ненормальных. И любовь на ней такая же ненормальная. Нет ничего постоянного, особенно если дело касается любви.
— Ты не имеешь права так говорить. — Мне почти больно.
— Ни хрена. Можешь доказать обратное?
— Могу и докажу.
— Слушай, давай-ка поменьше слов, — говорит Грейс. — Лучше прижми меня к себе покрепче.
И мы еще крепче сжимаем объятья. Теперь я губами почти касаюсь ее уха. Я начинаю всерьез опасаться, может, у меня, бля, и в самом деле лихорадка. Музыка звучит где-то очень далеко, как эхо под водой. Мимо мелькают неясные силуэты. Вот черт. Мой член перестал болеть. Теперь ему стало хорошо. Боже, как хорошо. Я спускаю руку Грейс на задницу. Посрать, если кто увидит. Шишки будем получать завтра. Мне хочется поцеловать ее прямо здесь. Что-то растет внутри меня. Чувствую, как оно поднимается от ступней вверх по ногам, вот уже пошло от коленей по бедрам, бедра начинают трястись. Вау. Дрожь поднимается все выше, выше. Грейс мягко и влажно целует меня в ухо. На помощь, дрожь проникает ко мне в трусы. Что за херня? О черт, теперь понял. Одним движением я вырываюсь из объятий Грейс и, сшибая стулья на ходу, сломя голову несусь в туалет. Залетаю в кабинку и мигом спускаю штаны. ПРИВЕТ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, О, МАМОЧКИ, ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ В ВЕРНОСТИ ФЛАГУ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ И ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА, ГОРНИЕ ВЕРШИНЫ ВТОРЯТ ЗВУКАМ ГИМНА. Черт возьми. Настоящий мужской фейерверк. Вау, от это было да. Я чувствую себя на миллион долларов. Я, бля, петь готов, вот только сначала помоюсь. Так и знал, что белый костюм выручит.
Пятнадцать минут до моего выхода — а я спокоен как слон. С тем же успехом, что и петь для Грейс, я бы мог сейчас продавать цветы в аэропорту в дьюти-фри. Я стою в туалете перед зеркалом один и сияю, как начищенный медный таз. Еще бы, после такого счастливого происшествия. Я ухитрился не запачкать свой белый костюм, если не считать одного небольшого пятна, но его совсем не заметно. Заходит пьяный Фрэнни, говорит мне
— Как дела, Генри? — спрашивает он аналогично пьяным голосом.
— Отлично, — говорю я, причесываясь перед зеркалом. — А у тебя?
— Тоже ничего.
— Йоу, Стивен, — доносится голос Фрэнни из кабинки.
— Фрэнни, ты, что ли?
— Да.
— Что — гадишь или просто решил поменять прокладку?
Фрэнни смеется.
— И то и другое, я же профессионал. Слушай, не принесешь мне еще выпить?
— Ничем не могу помочь, — отвечает ему Стивен. — Я больше не работаю на Жирного Мэтта.
— Что? — переспрашивает Фрэнни.
— Меня уволили, — поясняет Стивен.
— Почему?
— За пьянство. А все из-за этой
— О господи, — говорит Фрэнни. — Папа ведь еще ничего не знает, так?
— Да, я прямо так сразу к нему подошел и выложил все как есть. Конечно нет.
— А вдруг Мэтт сам ему скажет? — спрашивает Фрэнни.
— Не скажет, — говорит Стивен. — Он уволил меня по тихой и велел оставаться на свадьбе.
— Давно дело было? — спрашивает Фрэнни, выходя из кабинки весь красный и направляясь к раковине.
— Пару минут назад, — говорит Стивен. — После того, как я помог разгрузиться какой-то там группе.
— Они уже здесь? — спрашиваю я и с этими словами распахиваю дверь и выглядываю из кабинки.
— Генри, они что, как-то связаны с тобой, что ли? — спрашивает у меня Стивен.
— Охренительно прямо, — с улыбкой отвечаю я и поправляю ему галстук на шее.
— Каким образом?
— Они будут мне играть, а я — петь «Далеко за синим морем». А потом я подарю Грейс вот это кольцо и сделаю ей предложение.