Зелень. Трава. Благодать.

1.40Тухи приходит домой. Стивен, Сес, Арчи и Фрэнни сидят и смотрят «Положитесь на Бивера», Уорд и Джун Кливер обсуждают Бивера, а в это время наверху у себя в спальне Сесилия с Фрэнсисом Младшим орут друг на друга, переворачивая все вверх дном. Тухи спускается в подвал за своим бабским великом без скоростей с раздолбанным сиденьем, кое-как покрашенным дома серебряной краской. Перегоняет его к веранде с дорожки за домом.

1.45Тухи снова дома и спасает Арчи из рук Фрэнни, который раскачивает его в воздухе, как маятник, ухватив за грудки. Он забирает Сес и Арчи с собой на улицу, пока Сесилия скачет вокруг и поет «Покрылось все розовым цветом», Фрэнсис Младший уничтожает пакет чипсов, Гвен Флэггарт рычит на него, Фрэнни поднимает с туфли упавший сыр и принимается подпевать Сесилии, а Стивен выходит вон.

1.50Тухи подвозит инвалидное кресло к газону перед домом Тухи. Арчи выпадает из кресла, но при этом не плачет. Сес просит повторить. Тухи уступает с милостивого согласия Арчи.

1.52Карран выходит на веранду в фиолетовом шлеме под цвет фиолетовых роликов. Теряет равновесие, перелетает через перила и стучится колесами роликов в дверь к Бобби Джеймсу.

2.07Джеймс выходит из дома с мокрой головой и банкой пива в руке. Его оранжевый велосипед с переключателем на пять скоростей — предмет всеобщей зависти — сияет как летнее солнышко.

2.10Мистер Мерфи хлопочет над только что купленным голубым детским велосипедом Марджи. Миссис Мерфи предупреждает его, чтобы он перестал носиться с дочерью как с писаной торбой. Мистер Мерфи советует Тухи и Каррану никогда не жениться.

2.14Грейс Макклейн вылетает из дому на горном велике, перепрыгивает на нем через перила, потом через табличку «Мондейл-Ферраро», затем резко тормозит у статуи Франциска Ассизского и тушит бычок об его мудрую лысую голову. Господи Боже.

2.14.30Тухи, без объяснения причин, заставляет всех себя ждать тридцать секунд, пока у него не перестанет стоять.

2.15Компания покидает улицу Святого Патрика.

Всемером мы пересекаем Ав около церкви. Едем сплоченной группой: впереди — Гарри и Арчи. За ними молча следует Марджи Мерфи. Бобби Джеймс едет за ней и, я просто уверен, пялится на ее задницу. Грейс едет за Бобби Джеймсом, курит и, насколько я могу видеть, не пялится на задницу Бобби Джеймса. Я держусь позади Грейс и конечно же пялюсь на ее задницу. За мной едет Сес, которая, я так надеюсь, не пялится на мою. Мы пересекаем Ав и въезжаем на кладбище, которое нужно преодолеть перед тем, как выехать на велосипедную дорожку.

Широкая бетонная дорога разрезает аккуратную, поросшую травой землю и опоясывает кладбище плавной дугой, чтобы господа могли навещать своих дорогих покойников не покидая машин с кондиционерами, покуда не приблизятся к могилам на расстояние в десять шагов. Возле каждого ряда из десяти памятников припарковано по машине, и тут же кто-нибудь кладет цветы на могилу, или зажигает красную свечу, или дергает сорняки у надписей. Здесь нет деревьев, и солнце бьет прямо в траву, вечно зеленую траву, ведь ее поливают могильщики, да и удобрений внизу хватает. Мы со свистом несемся мимо вереницы могил, смеясь и болтая, перекликаясь друг с дружкой. Никакого неуважения к умершим: люди, стоящие там и сям над могилами, не обращают на нас внимания, наверное потому, что не замечают солнечного света и их мысли блуждают где-то далеко в тумане. Краем глаза смутно успеваешь разобрать надписи на камнях: Венциале, Мерта, Кейн, Гинтер, Маккэн, Макклоски, Салливан, Фуди. Внизу надписи, вроде ДА ПРЕБУДЕТ ОН В СВЕТЕ ГОСПОДНЕЙ ЛЮБВИ, ВСЕМИ ЛЮБИМЫЙ И ЛЮБОВНО СОХРАНЯЕМЫЙ В ПАМЯТИ. Слово любовь встречается на кладбище через каждые пять футов, в сто раз чаще, чем слышишь или видишь его в жизни, и вот чего я никак не могу понять: какого хрена все ждут смерти человека, чтобы потом признаться ему в любви.

После пяти минут энергичной езды на запад от Ав с ее автомобильным ревом мы сворачиваем влево во внутреннюю часть кладбища. Здесь уже пострашнее. Отсюда по-прежнему видно Ав и приходскую школу с прилегающим двором, расположенные непосредственно на территории кладбища, но тут мы уже на пороге другого мира. Могильные плиты здесь настолько древние, что при их виде невольно бросает в дрожь. Впереди, ближе к Ав, даты жизни колеблются от 1910 до 1978 или там от 1915 до 1981, примерно так. Трава хранит гладкие серые камни, на которых всегда свежие цветы. А вон тут одни сплошные склепы, каждый размером чуть не с весь наш дом, а над входами — с размахом выгравированные имена вроде Макмануса. Внутри там забавно пахнет, если, конечно, кишка не тонка просунуть голову между досок, закрывающих оконные, по всей видимости, отверстия. Сегодня у нас тонка, поэтому мы продолжаем двигаться дальше, как хорошие солдаты на плохих — несмотря на звонки на рулях, флаги на сиденьях и фотки бейсболистов на спицах — велосипедах.