Примерно этим и были заняты мои мысли, когда я заявился на семинар по снятию лифчиков к дому Шеймаса О’Шоннеси, которого все почему-то (хрен его знает почему) привыкли тюкать с утра до вечера.
Мы подходим к газону перед домом Шеймаса, где с кожаными папками и ручками «Флайерз» расположились человек двадцать ребят с нашего квартала и нашего же возраста, ну, может, плюс-минус год, форма одежды свободная. Шеймас, который укладывает волосы муссом и ставит их гелем, приветствует каждого вновь пришедшего, пишет его имя на стикере ПРИВЕТ МЕНЯ ЗОВУТ и прилепляет стикер ему на рубашку. Мы пробираемся к столу регистрации. Его явно вынесли из столовой в доме О’Шоннеси.
— Йоу, Генри, Бобби Джеймс. Как дела, парни? — спрашивает Шеймас, а сам при этом пишет на двух бирках БОББИ ДЖЕЙМС и ПРЕПОДОБНЫЙ ОТЕЦ ТУХИ соответственно. Всеобщее рукопожатие — включая нас с Бобби Джеймсом — и смех.
— Йоу, — говорит Бобби.
— Йоу, — говорю я, — похоже, неплохо вы тут устроились.
Помимо стола здесь есть складные стулья, доска, скатерть на столе (там же: кувшины с водой и вазочка с фруктовым салатом), подиум (деревянный и с крестом впереди) и манекен телки, наряженный под девочку из католической гимназии.
— Спасибо, Генри, — говорит Шеймас. — Ты первый, кто это заметил. Только посмотри на этих животных.
Реймонд Макафи, этот густоволосый озабоченный дебил, хватает манекен и сует его в объятья святому Блезу так, будто бы они трахаются, и отвечает на наши приветственные улыбки, просунув язык между двух пальцев.
Публика уже начинает кипятиться. Макафи забирается на стул и заводит песню, которую подхватывают все остальные:
— Ну да, ты же знаешь, что сиськи буквально сводят нас всех с ума, — говорю я.
— Он дело говорит, — поддерживает меня Бобби Джеймс.
— Я все понимаю. Просто мне бы хотелось, чтобы после того, как мы закончим, уцелело хоть что-нибудь из мебели. Все просто ошалели, когда я сказал, что моя сестра собирается устроить живую презентацию, — говорит Шеймас.
— Шутишь, — с восторгом выдыхаю я.
У Шейлы О’Шоннеси коровьи сиськи номер четыре. Ошибочка. Номер пять.
— Никаких шуток, — говорит он.
— И как ты ее уломал? — спрашиваю я. — Обещал ей заплатить?
— Нет. Я сказал ей, что двадцать парней будут смотреть, как она снимет лифчик.
— А, все понятно, — говорит Бобби Джемс. — Я слышал, она еще та шлюшка.
— Хлебальник заткни про мою сестру, — говорит Шеймас. — Она согласилась на это во имя науки, в качестве соцнагрузки.
— Соцнагрузка. Может, пригласим ребят с государственного канала — пусть репортажик сделают.
— He-а, не прокатит, я уже звонил им и предлагал. Отказались, — мрачно отвечает Шеймас.
— Черт, вот незадачка-то, — грустно замечает Джеймс. — Генри, пойдем-ка поищем где нам сесть.
— Стойте, — говорит Шеймас, — а где Гарри? Он на той неделе заплатил за вас и за себя.
— Не думаю, что он появится, — сообщаю ему я.
— Упускает шанс посмотреть на сиськи моей сестры? Он что, гомик?
— Сложно сказать. — Бобби Джеймс пожимает плечами.
— Что ж, деньги за билет я ему не верну. Я коплю на то, чтобы стать священником.
Мы садимся, кому-то говорим
— В первую очередь я хочу поблагодарить всех за то, что пришли, — начинает он.
Аплодисменты. Реймонд Макафи встает и начинает свистеть и делать неприличные движения тазом.
— На свете слишком много несчастных телок, — продолжает Шеймас. — И не только здесь, на улице Святого Патрика, но и повсюду. Так почему же они несчастливы? Потому что ребята, которые пытаются залезть к ним в лифчик, на самом деле просто-напросто неуклюжие любители. Сегодня мы постараемся разобраться с этой проблемой.