Зеленая

— Значит, здесь как на рынке. Каждый лоточник нахваливает свой товар, а покупатели охотятся за самыми свежими плодами.

Танцовщица не спешила с ответом, а когда заговорила, я уловила в ее голосе грусть.

— Возможно, ты имеешь право так рассуждать, но от тебя ускользает глубинная истина. Боги такие же настоящие, как люди. Они бывают мелочными и благородными, злыми и добрыми, сильными и слабыми. Нельзя купить себе богиню на день, а потом выбросить ее. Каждый бог что-то значит для этого города. Каждый из них за что-то отвечает. Их призывают в случае нужды, и они остаются среди горожан, пока все о них не забывают… — Танцовщица тяжело вздохнула. — Если только их призываю не я!

Время от времени приезжал Федеро. Он пробовал мою стряпню, вертел в руках вышивки, смотрел, как я танцую. Мы с ним беседовали, но я ни на миг не забывала о том, что от важных разговоров лучше воздерживаться. Госпожа Тирей пряталась в тени крыльца, подслушивая, о чем мы говорим. Если я позволяла себе откровенные высказывания или жалобы, вечером меня ждала порка.

Конечно, прошлого не изменишь, однако я жалею об одном: что мы с Федеро никогда не разговаривали на моем родном языке. Мы не беседовали на языке, для которого у меня даже названия не было. Разумеется, Федеро знал несколько чужестранных языков; ведь ко мне он обращался по-моему, когда увел меня от отца.

Госпожа Тирей считала чужестранные слова какой-то заразой. К Федеро она тоже относилась с подозрением.

Перед сном, когда я лежала в постели и перебирала самые первые воспоминания, они все больше уходили во мрак. Однако я никогда не забывала Стойкого и звона бабушкиных колокольчиков.

С другими кандидатками я не встречалась, но чем чаще госпожа Тирей приглашала на Гранатовый двор многочисленных гостей и заставляла меня демонстрировать свои успехи, тем сильнее разгоралось во мне чувство соперничества. Не проходило и месяца, чтобы Управляющий не требовал плодов нашего труда. Я выводила каллиграфические надписи в классическом стиле, заимствованном из земель на Солнечном море. Я сама сочинила танец и обучила ему служанку; она исполнила танец под мою музыку, которую сыграл оркестр. Мне присылали собаку, которую я должна была за две недели обучить тому или иному трюку.

Об исходе состязания мне никогда не сообщали. Лишь иногда я могла судить по настроению госпожи Тирей, что ей сообщили новость, но хорошую или плохую — я понятия не имела.

Наконец смысл моего обучения полностью открылся мне. Управляющий в своем доме растил женщин, которых потом продавал в жены знатным вельможам, богатым купцам из Медных Холмов и, возможно, знати из соседних городов-государств Каменного Берега. Наверное, я должна была гордиться своими познаниями и многочисленными талантами… И все же я понимала, что я — рабыня.

Приход госпожи Шерлиз укрепил мои подозрения.

Ее уроки проходили по ночам; до сих пор я ни с кем не виделась по ночам, кроме Танцовщицы. Госпожа Шерлиз объясняла, что скоро у меня вырастет грудь, а потом из меня потечет кровь. Она приносила с собой книжечки в черных кожаных обложках; я видела на картинках охваченных страстью мужчин и женщин в разных позах. Госпожа Шерлиз показывала мне свои картинки еще до того, как объяснила, что меня ждет. В будущем у меня одна задача, говорила она. Я должна всячески угождать своему господину. Постоянно улыбаться, просить, а не требовать — и всегда быть нежной и ласковой.

Когда она впервые заговорила об этом, я разозлилась. Хотя вслух я ничего не сказала, госпожа Шерлиз, должно быть, все поняла по моему лицу, потому что спросила:

— Девочка, как по-твоему, каков удел женщины в нашем мире?

Не раздумывая, я выпалила:

— Наверное, выбирать?

— Ты рождена не здесь. Ты ведь приехала издалека, да?

Я кивнула.

— Из какой-нибудь маленькой деревушки?

— Да.

— Подумай, что ждало бы тебя на родине? Став взрослой, ты, скорее всего, вышла бы замуж за простого крестьянина… За соседского сына, который знал бы о любви не больше отцовского вола. Здесь ты хотя бы знаешь, как может быть и как достичь цели, если тебе дадут такую возможность. Там твой выбор был бы тонким, как нить, и не доставил бы тебе совсем никакой радости.

«И все же я выбирала бы свою судьбу сама», — подумала я. Я часто вела сама с собой такие споры, но всегда проигрывала в них.

Госпожа Шерлиз многому меня научила; она часто раздевалась, и я видела, как отвердевают ее соски от холода, влаги или легкого прикосновения. Как пружинит под пальцами упругая грудь. Как и сладкое гнездышко внизу живота. Она научила меня сбривать волосы на теле, объяснила, что кровь подчиняется ежемесячным циклам, рассказала о различных телесных соках, которые возникают при плотской любви. Госпожа Шерлиз показала мне специальные упражнения, которые я должна была проделывать сама с собой.

— Они не спасут тебя от порки, не защитят от падения, зато помогут управлять своей жизнью и сохранить тело невредимым, — объяснила она.

Мы обе лежали обнаженные на кровати в моей спальне.

— Когда мне понадобятся эти упражнения?

— Скоро. Всегда будь наготове.