Зеленая брама

Такого рода псевдонимы все же пусть в малой степени, но приоткрывают тайну — след Новгородского надо искать в Новгороде, а Мордовского — в Мордовской АССР. Се­вильский, возможно, был парикмахером, а Усатый наверня­ка носил усы. И все же — слабая, тончайшая, ненадежная ниточка!

А другие ушли на казнь под именами, наполненными глубочайшим смыслом, волнующим и свидетельствующим о неколебимой верности и гордости советского человека:

Советов...

Знаменев...

Мученик... (Псевдоним в духе предреволюционной демократической литературы: Скиталец, Батрак, наконец, Горький.)

Костриков... (Вспомним — это ведь подлинная фами­лия Сергея Мироновича Кирова.)

Сердцов... (Напрашивается ассоциация с выбором, ко­торый сделал отец А. И. Герцена.)

А вот случай, когда выбор псевдонима уже таит в себе подвиг интернационалиста:

Владимир Тельманов!..

Тельманов и его соратники объединились для борьбы в 1943 году.

Об этом важно вспомнить потому, что одно время быто­вало мнение, будто советские люди бездействовали в фа­шистской неволе, поднимались на борьбу, когда уже были слышны выстрелы наших и союзнических орудий.

Тельманов и Костриков, Советов и Знаменев всходили на эшафоты с пением «Интернационала». Быть может, их дети и внуки никогда не узнают, что это пропавшие без вести их отцы и деды.

Известно лишь, что там сражались и умирали воины из-под Смоленска и Севастополя, Киева и Одессы, были там и воины из Зеленой брамы...

Дивизия город не оставила

Не выходившая из боя с первого дня войны 169-я стрелко­вая дивизия в конце июля 1941 года сражалась близ города Первомайска на Украине. Имея задачу помочь войскам 6-й и 12-й армий, прорывавшимся на Первомайск, дивизия сама оказалась в кольце, понесла большие потери. На рубе­же Первомайска погиб ее славный командир генерал- майор Федор Евдокимович Турунов.

В ожесточенных боях тех дней прошла по дивизии весть, что убит и командир отдельного саперного батальона капитан Ираклий Церетели.

Теперь я знаю: мы с капитаном отходили от Львова на восток по одним дорогам. Батальон выполнял фортифи­кационные работы на границе, когда напал враг, держался, сколько мог, а потом пришлось отходить, разыскивая основ­ные силы дивизии. Лишь через месяц, уже на востоке Виннитчины, батальон воссоединился со своей 169-й, а вскоре потерял командира.

Капитан Ираклий Церетели пришел в сознание — не­известно, через сколько дней. Он лежал на глинобитном полу, на соломе. Шапка бинтов подсказала: ранен в голову. Попробовал встать и вновь повалился в ужасе: левой ноги нет...

Рядом — от стены до стены — лежали такие же бедо­лаги: кто без ноги, кто без рук. В дверном проеме — часо­вой, только не в нашей, но и не в немецкой, полевой светло- желтой форме, чернявый, смуглый.

Тяжелораненых перенесли в автобусы. Конвоируемые итальянцами, они были отправлены в город Первомайск. Впрочем, конвой мог не тревожиться — никто из охраняе­мых не сумел бы ступить и шагу, не то чтобы бежать.

Первомайск был занят немецкими, румынскими, италь­янскими войсками, а наша 169-я дивизия все же сумела вырваться и отошла, соединившись с главными силами Южного фронта.

Раненых определили в городскую больницу; держали там под охраной, а выздоравливающих отправляли в лагерь.

На палату «обрубков» — безнадежных инвалидов, каза­лось, не обращали внимания. Местные жители приносили продукты; выбиваясь из сил, по суткам дежурили врачихи. Одна из них, Варвара Демьяновна, делая перевязку, тихо сказала капитану:

   —  Я вас знаю! Мой муж тоже из 169-й, был у вас в саперном батальоне политруком. Николай Гладких, может, помните... Он здесь.

Из разговоров с соседями по палате капитан Церетели понял, что все инвалиды тоже из 169-й: лейтенант Виктор Маевский (потерявший руку), рядовой Николай Елизаров с таким же увечьем, лейтенант Адольф Смолкин (без ноги), старший сержант Илья Евстифеев, весь израненный и вдо­бавок контуженный... В трагическом положении и состоянии они еще и шутили: комбат есть, лейтенанты есть, политру­ки, сержанты, рядовые,— значит, невеликое, а все же подразделение славной 169-й стрелковой дивизии. Лишь один товарищ по несчастью из местных — милиционер Яков Ашурков, тоже тяжелораненый. И опять шутили — для порядка нужен и милиционер. Больница, будем счи­тать, медсанбат, мы команда выздоравливающих. Еще повоюем!

Мучительно медленно шло заживление ран...

В октябре 1941-го ночью кто-то вошел в палату, спро­сил у лежавшего у двери: где капитан? Ираклий Церетели поднял веки. В незнакомце, одетом в крестьянскую куртку, комбат узнал своего замполита, батальонного комиссара Аптекмана.

Комиссар наклонился, горячо зашептал: «Счастлив, что ты жив, родной мой Ираклий, только тихо, не волнуй­ся». И вдруг перешел на официальный тон: «Вы командир части, член партии, надо действовать! Вам поручено развер­нуть большевистскую подпольную работу в Первомайске. Ждите связного от партизан. Пароль — «Брод». Сказал и исчез.