Зеленая брама

Когда же я представился и сообщил ему, что был там же в группе генерала Огурцова, Браймайер заговорил иным тоном, от встречи отказался, но пообещал спешной почтой выслать наложенным платежом написанную им собственно­ручно историю 125-й пехотной дивизии.

На следующий день книга нашла меня в Бонне.

На обложке этого крупноформатного издания я увидел нечто знакомое: силуэт поднявшегося на задних лапках зверька — ласки,— ту самую эмблему дивизии, что была нарисована на бортах немецких грузовиков и повозок. Именем этого зверька названа и книга доктора Браймайера.

Браймайер повествует о том, что в Христиновке были захвачены гигантские запасы пива. Далее говорится: 2 ав­густа разведывательный дозор преодолел ручей Ревуха, но тут русские взорвали мост.

История дивизии изложена четким, суховатым штабным языком, а вот некоторые страницы написаны очень живо.

Привожу в своем переводе абзацы, где речь идет об августовских боях:

«Вновь и вновь противник пытается найти слабые места в кольце, где бы он мог прорваться. Его противостояние с каждым днем все крепче и достигает 5 августа высшей точки. Если учитывать, что у них потеряно общее руко­водство войсками, становится очевидным, что русский сол­дат — уже не в первый раз — показывает способность ожесточенно бороться.

Победа у Подвысокого не будет легкой!

...В семи километрах от Синюхи — большое село Окса­нино. Никто не предполагал, что это будет тяжелейшая битва для 419-го пехотного полка: русские подпускали наших в лесу на 150 метров и встречали на опушке страш­ным огнем, несущим смерть и гибель. За одну минуту — бесчисленные убитые и раненые. Цепь залегает, чтобы позже вновь наступать.

Второй батальон углубляется в лес на 300 метров и просит помощи. Русские обнаружили брешь. Батальон дол­жен попятиться. Вновь и вновь слышно «ура» русских, они ведут огонь справа, слева, даже, кажется, изнутри наших боевых порядков.

Между тем первый батальон два длинных часа лежит на опушке в дерьме под неутихающим огнем...

Тяжелый бой за Оксанино.

Очень сильный противник.

Упорное сопротивление.

Контрнаступление противника с другой стороны улицы.

По данным разведки, с нашей дивизией сражаются остатки пяти советских дивизий.

Ожесточенный огонь.

Создаем штурмовые группы.

Они пробиваются на 50 метров в лес, но вынуждены отступить: лейтенант и многие солдаты ранены. Эвакуация раненых невозможна.

Потом к ним прорываются на помощь.

Прибыли полевые кухни. Дают кофе, но 400 человек уже не смогут его выпить.

Ужасающий вражеский огонь.

Генерал Кюблер отдает лапидарный приказ: сегодня, 7 августа, 29-й горноегерский корпус в 12 час. штурмует Подвысокое.

Битва у Подвысокого, или, как иногда говорят, битва под Уманью, подходит к концу.

Никто, в том числе и генерал, 7 августа еще не может разобраться в том, как велико или как мало значение этой победы под Уманью. Еще трудней кому-либо представить себе, как долго будет длиться эта война и как фатально она повернется.

8, 9, 10, 11 августа в зеленой жиже (да, дожди шли бесконечно.— Е. Д.) завершалась наша победа у Подвысо­кого.

Потери: 89 офицеров, 1856 унтер-офицеров и солдат».

Надеюсь, читатель простит меня за длинную цитату, но полагаю, что очень важно это красноречивое свидетель­ство «с той стороны».

Вот еще одна строка из книги «Ласка»: «С 22 июня 1941 года по 7 сентября 1943-го дивизия потеряла 17 тысяч 479 солдат и офицеров...» (То есть полтора кадрового состава!)

Новые знакомые из общества дружбы ФРГ — СССР всячески помогали в сборе материалов. Один из них раз­добыл для меня «Военный дневник главного командования вермахта за 1941 год, подготовленный и прокомментирован­ный Хансом Адольфом Якобсеном».

Вновь с горечью читал я знакомые названия населенных пунктов: Троянка, Каменечье, Копенковатое, Небеливка, Подвысокое...

Но самое важное о результатах августовских боев я на­шел в примечаниях ко второму полутому:

«Мнение фюрера 21 августа 1941 года:

Важнее до наступления зимы не взятие Москвы, но захват Крыма, донецкой индустрии и угля, Кавказа и Ле­нинграда...»

Как бы то ни было, а провал «блицкрига» они признали. Но стали изворачиваться, объяснять, будто не собирались еще летом взять Москву!

Рейхсминистр пропаганды Геббельс записал в свой дневник:

«5 августа

Хуже будет, если нам не удастся до начала зимы за­кончить восточный поход, и весьма сомнительно, что это нам удастся...» В сообщениях с фронта у них восторги по поводу грандиозной победы в битве у Подвысокого. Но в дневнике, видимо, да и наверное не предназначавшемся для опубликования, Геббельс записывает:

«10 августа

Большевизм, как идея и мировоззрение, еще очень силен, и боевая сила советских войск еще такова, что в настоящий момент ее нельзя недооценивать. Мы еще не достигли цели. Придется еще вести суровую и кровавую борьбу, прежде чем Советский Союз будет разбит...»

«24 августа

Большевики защищаются с ужасным упорством, и пока не может быть и речи о прогулке в Москву».

Какая пропасть между этим разговором Геббельса с самим собой и победными реляциями фашистского ген­штаба!