Зеленая брама

Капитан в отставке, слесарь по холодильным уста­новкам П. Г. Мягкий, ныне живущий в Кременчуге, рас­сказал мне об этой суровой эпопее. К сожалению, он запамятовал фамилии шоферов: группе выделили три автомашины ГАЗ-ЗА. Охраняли знамя четыре красноар­мейца...

Знаменная группа 44-й горнострелковой двинулась в опасный путь. Подъехав к Умани, Шеремет и его това­рищи убедились, что город уже в руках врага. К счастью, наши грузовики, замаскированные столбами пыли, не были узнаны перехватившими все дороги немецкими тан­кистами и мотоциклистами. Принято решение — дви­гаться на юг только по ночам, до наступления темноты прятаться по дубравам и оврагам.

Знамя двигалось по территории, не просто захвачен­ной противником, но буквально начиненной его техни­кой и войсками. Знаменосцы решили твердо: если их об­наружат, принять бой, держаться, а когда положение ока­жется безвыходным, облить бензином и сжечь документы и знамя, а самим стрелять до предпоследнего патрона во врага...

Несколько раз группа Шеремета вырывалась на доро­ги, которые не были еще перекрыты и захвачены против­ником, но в тот же час вновь оказывалась на оккупиро­ванной территории.

Попытались переправиться через Днепр в районе Кре­менчуга, но неудачно: по пути к Днепропетровску стали отказывать — один за другим — измученные полутора­месячным отступлением моторы грузовиков. Ведь и с пу­стыми радиаторами приходилось двигаться, и на смешан­ном горючем. Колонна недвижно замерла на обочине. Сейчас можно задним числом подсказать Шеремету и его спутникам наипростейшее решение: документы и машины сжечь, знамя выносить по-пешему.

Ах, как это легко и просто теперь говорить, как надо было действовать. Но три грузовика ГАЗ — это ж воен­ное имущество! Бросить его, своими руками сжечь? Не так воспитаны эти парни из горнострелковой, из 44-й! Ну, а сейфы с документами? Их отомкнуть-то почти не­возможно, а если зарыть, нет гарантии, что никто до на­шего возвращения не найдет их!

Вдохнуть жизнь в моторы оказалось невозможным, как ни старались шоферы. В отчаянии сидели они на краю кювета с гаечными ключами в обессилевших, опу­щенных руках...

А вдали, в серебристом тумане лунной ночи, высились неуклюжие с виду, беспомощно распластавшие одно кры­ло над несжатой и потоптанной пшеницей колхозные комбайны.

Оставив охрану подле машин, ассистенты знамени дивизии, если можно их так назвать в этой ситуации, и шоферы подобрались к полевым гигантам. А моторы-то целехонькие и такие же, как на ГАЗах!

Повздыхали: нехорошо раскулачивать колхозное доб­ро, а ведь придется.

На языке ремонтников эта операция именуется пере­кидкой мотора. Она и в условиях хорошо оборудованной ремонтной базы достаточно хлопотна, а тут пришлось пользоваться только гаечным ключом, на руках перено­сить тяжеленные моторы, без подъемников и талей ста­вить их. И поставили. В сроки, которые в мастерских считались бы рекордными.

Что ж, можно ехать вновь, но дорога на Дне­пропетровск перерезана. Окольными путями, петляя и таясь, направились к Запорожью. По знаменитой пло­тине Днепрогэса, чуть не плача от радости, пересекли Днепр.

Знамя было вновь среди своих, знамя спасено.

Верность боевому знамени 44-й [3] незыблема.

До последнего мига руководил боем дважды краснозна­менец Семен Акимович Ткаченко, комдив, генерал-майор. Раненный в голову и в руку, истекающий кровью, он был захвачен врагом. Едва пришел в себя, совершил дерзкий побег, но, выданный подлым предателем, вновь оказался за колючей проволокой.

Находившиеся в том же лагере работники штаба диви­зии приступили к подготовке нового побега генерала. Но Ткаченко приказал им эту операцию не проводить, и не потому, что она была смертельно опасной. Он решил, что не может бежать один, когда его бойцы и командиры оста­нутся в неволе. Оставшиеся в живых товарищи из окруже­ния генерала рассказали, что он был буквально одержим идеей восстания, освобождения всего лагеря.

Он действовал бесстрашно и отчаянно, бросал фашистам проклятия в лицо, забывая об осторожности.

Фашисты сочли его особо опасным, мытарили по разным лагерям и тюрьмам, стараясь изолировать от массы плен­ных, тянувшейся к нему. Последним кругом его ада оказал­ся лагерь Заксенхаузен. И там он сразу вошел в состав подпольного центра.

Красная Армия приближалась. Гитлеровцы торопились расправиться с заключенными. Они составили списки смертников. В их число был включен и особо ненавистный фашистам генерал Ткаченко. В ночь на 2 февраля 1945 года смертников вывели на расстрел. Безоружные заключен­ные набросились на конвой. Все они погибли в неравной схватке.

...На пути к Берлину участник «знаменной группы» 44-й горнострелковой дивизии П. Г. Мягкий проходил чуть севернее Заксенхаузена, лагеря, где продолжал сра­жаться с фашизмом и погиб его комдив Семен Акимович Ткаченко...

Крылья, пробитые пулями