Мы с Джейн могли бы пожениться. Вряд ли Рупрехт запретил бы нам это. Мы жили бы дальше в этом поселке — а почему бы нет? Дом нам предоставили хороший, а зеленую кухню я бы сделал лучшей в стране. Только теперь на ней росли бы не яды, а лекарства. Так бы жизнь и пошла дальше…
— Больно! — услышал я рассерженный тоненький голосок и очнулся. Оказывается, пропалывая очередную грядку и ощипывая разросшийся капельник, я и не заметил чуда!
— Больно, говорю ж тебе! Что ты мне все волосья повыдергал? — капельник с пышными сиреневыми соцветиями развернулся в мою сторону и уткнул листья в стебель, словно руки в бока. Я не выдержал и рассмеялся: вот оно, влияние говорливой мандрагоры! Там, где оно есть, все растения потихоньку обретают речь. Будет у маленькой мандрагоры Джейн компания для беседы.
— Зато какой ты стал красивый, — ответил я. Грядка с капельником, заключенная в деревянную раму, в самом деле была образцом огородного искусства: ровная, аккуратная, ухоженная. Ничего лишнего. — Прямо столичный кавалер.
Капельник зафыркал, но было ясно, что сравнение со столичным кавалером пришлось ему по душе. По дорожке среди грядок шла Джейн с большой лейкой в руках, одетая уже в новый костюм, пошитый теткой нашей Лемпи — я с удовольствием отметил, глядя на нее:
— Джейн, ты просто фея огородничества.
Она улыбнулась и принялась аккуратно поливать обитателей соседних грядок. Капельник развернулся к ней и сварливо спросил:
— Это, что ли, тоже столичная мода, барыне в портках ходить?
Да, вместо традиционных юбок Джейн предпочитала носить брюки во время работы на зеленой кухне. Услышав тоненький голосок, она встрепенулась, посмотрела на капельник, который изучал ее с видом покупателя на рынке, и завороженно поинтересовалась:
— У нас новый говорящий цветок?
— У нас их будет много, — ответил я, а капельник добавил:
— А вы бы, небось, радовались, если б мы молчали. Ишь, волосы выдергивают, листья обрезают и рады, вы только гляньте на них! Мы тут росли годами, горя не знали, а теперь вон что, по линеечке всех выстроили!
— И чем же тебе плохо? — спросила Джейн, полив грядку и подойдя ко мне. Я выпрямился, поцеловал ее — какое же это светлое, почти невесомое счастье, целовать ту девушку, которая тебе нравится — и сказал:
— Вот, теперь у нас тут ругачий капельник. Хорошее название, я думаю.
— Ругачий? — возмутился капельник. — Это тебя еще не ругали, это я еще не проснулся, как следует! Так вышью гладью, забудешь, как тебя матушка с батюшкой назвали.
Джейн расхохоталась на весь поселок, очень уж свирепым и разгневанным выглядел капельник. Я вынул из ящика секатор, будто бы невзначай продемонстрировал его всем обитателям зеленой кухни и спросил:
— А если вот так и под самый корешок?
Капельник даже задохнулся от возмущения. Зато с той стороны, где была высажена мандрагора, донесся вздох и сонный голос:
— Не надо его под корешок. Я научу его манерам, он кажется мне небезнадежным.
Капельник развернулся в сторону мандрагоры — она приподнялась над грядкой, серьезная красавица, которая не испугалась русалок, и капельник закачал соцветиями:
— Батюшки-копатюшки, какая барышня тут сидит!
— Да, барышня, — с достоинством ответила мандрагора. — И очень не люблю, когда кто-то так громко ругается. Не надо браниться, лучше расскажите мне, какая здесь погода и часто ли идут дожди.
Мы с Джейн переглянулись: кажется, не только у нас тут завязываются теплые отношения. Капельник важно подбоченился и сообщил:
— Сейчас вот белые ночи, сухо да солнечно. Но я так чую, что через недельку дожди зарядят. А что ж вам дожди? Не по нраву?
— Терпеть их не могу, — ответила мандрагора. — От них сыро, грязно, и у меня ноют корешки.
Оставив растения беседовать о погоде, мы с Джейн прошли в другую часть сада, под яблони — там я обнял ее, такую маленькую и хрупкую, и все, что я делал на службе короля Генриха, поблекло и отступило, словно потерянная, умершая часть моей души вернулась обратно и приросла там, где должна была быть.
— О чем задумался? — поинтересовалась Джейн, заглянув мне в глаза. Я улыбнулся — на нее нельзя было смотреть без любящей улыбки.
— О том, как жил бы сейчас без тебя, — сказал я. — И о том, что это была бы просто ужасная жизнь. Я бы пестовал ядовитые растения на зеленой кухне и никогда не исцелился бы.
— Странно об этом думать, но я в какой-то степени благодарна Энтони Локсли, — негромко призналась Джейн. — Если бы он так со мной не поступил, то мы никогда бы не встретились.
Я вопросительно поднял бровь.
— В общем, ты не хочешь ему отомстить?
— Я никогда не хотела мести, — негромко, но очень твердо ответила Джейн. — Мне всегда нужна была справедливость. И я добьюсь ее.
***
Айва Нияминен, тетка Лемпи и Ойвы, в самом деле была очень талантлива — ей хватило одного взгляда на меня вечером, чтобы утром принести костюм, изяществу которого позавидовали бы столичные модельеры и портные. Кремовая рубашка с легчайшим цветочным узором, темно-зеленый жилет и такие же штаны — надев костюм, я убедилась, что в нем можно и работать в саду, и отправиться на прогулку.