Зверюга закрепил одно запястье Джона, Дин — второе. Через плечо Дина я мог видеть доктора, неприметно стоявшего у стены с черным саквояжем между ног. Нынче, я полагаю, они сами бегут на эти экзекуции, особенно если присутствует телевидение, а вот раньше их приходилось приводить чуть ли не силой. Может, тогда они лучше представляли себе, в чем состоят обязанности доктора, и полагали, что присутствие на казни — нарушение клятвы, которую они приносили, становясь врачами: не навреди.
Дин кивнул Зверюге. Зверюга повернулся, чтобы взглянуть на телефон, который никогда не звонил и не мог звонить ради таких, как Джон Коффи, и скомандовал Джеку ван Хэю:
— Позиция один!
Послышалось мерное гудение, ярче вспыхнули лампы. Наши тени четче нарисовались на стене. Они, словно вампиры, нависли над тенью от стула. Джон шумно вдохнул. Костяшки его пальцев побелели.
— Еще не больно? — Миссис Деттерик вырвалась из рук мужа. — А я надеюсь, что больно! Я хочу, чтобы ты умер от боли!
Ее муж вновь схватил ее. Я видел, как струйка крови течет у него из носа. И меня не удивило, когда в марте, открыв газету, я узнал, что он умер от инсульта.
Зверюга встал перед Джоном и касался его плеча, когда говорил. Это противоречило заведенному порядку, но свидетели, за исключением Кертиса Андерсона, знать этого не могли, а Кертис промолчал. По выражению его лица мне показалось, что он думает только о том, как бы уйти с этой работы. Ему очень хотелось уйти. После Перл-Харбора он добровольцем ушел в армию, но так и не попал за океан, погиб в Форт-Брегге в автомобильной аварии.
Джон тем временем расслабился от прикосновения пальцев Зверюги. Я думаю, он понял далеко не все из сказанного Зверюгой, но его рука на плече успокаивала. Зверюга, который умер от инфаркта двадцать пять лет спустя (по словам его сестры, это случилось, когда он ел сандвич и смотрел телетрансляцию матча по рестлингу), был хорошим человеком. Моим другом. Может, лучшим из нас. Он, несомненно, понимал, как человек одновременно и хотел уйти, и боялся этого последнего путешествия.
— Джон Коффи, вы приговорены к смерти на электрическом стуле, приговор вынесен присяжными и утвержден судьей. Господи, спаси народ этого штата. Вы хотите что-нибудь сказать перед тем, как приговор будет приведен в исполнение?
Джон вновь облизал губы, но голос его прозвучал четко и ясно:
— Я жалею, что я такой, как есть.
— И должен жалеть! — взвизгнула мать двух мертвых дочерей. — Должен жалеть, чудовище! Обязан жалеть!
Джон посмотрел на меня. Я не увидел в его глазах смирения, надежды попасть на небеса, обрести вечный покой. Как бы мне хотелось сказать вам, что я все это увидел. Но мне открылось другое. На меня смотрели глаза загнанного в ловушку животного. И переполняли их страх, безнадежность, отчаяние. Мне вспомнились слова Джона о том, как Уэртону удалось без шума увести Кору и Кэти с веранды: «Он убил их вместе с их любовью… И так каждый день. По всему миру».
Зверюга снял новую маску с крюка, но как только Джон увидел ее и понял, для чего она предназначена, глаза его округлились от ужаса. Он посмотрел на меня, на его лысом черепе выступили огромные капли пота. С перепелиное яйцо, подумал я.
— Пожалуйста, босс, не надевайте эту штуку мне на лицо, — простонал он. — Пожалуйста, не отправляйте меня в темноту, не заставляйте меня шагать в темноте, я боюсь темноты.
Зверюга смотрел на меня с вопросительно поднятыми бровями, застыв с маской в руках. Решение следовало принимать быстро, а голова работала с трудом. Маска — традиция, не закон. Надевали ее, чтобы избавить свидетелей от неприятных аспектов казни. А тут я понял, что нечего идти на поводу у свидетелей, во всяком случае, в этот раз. Джон, в конце концов, не сделал ничего предосудительного и, уж конечно, не заслужил того, чтобы перед смертью на него надевали маску. Пусть свидетели об этом не подозревали, но мы-то знали наверняка, а потому я решил удовлетворить его последнюю просьбу. Что же касается Маджори Деттерик, то она, возможно, только поблагодарила бы меня за это.
— Хорошо, Джон, — пробормотал я.
Зверюга вернул маску на крюк. За нашими спинами недовольно загудел Гомер Криб.
— Эй, парень! Надень на него эту маску! Или ты думаешь, мы хотим смотреть, как у него вылезут глаза?
— Успокойтесь, сэр, — не поворачиваясь ответил я. — Это экзекуция, и проводите ее не вы.
— Ты и поймать-то его не сумел, — прошептал Гарри.
Гарри умер в 1982 году, чуть-чуть не дожив до восьмидесяти. Старик. До меня ему, конечно, далеко, но все-таки есть чем похвалиться. Умер он от рака.