Зелёная Миля (Green Mile)

Когда мы вошли в смирительную комнату, щеки Перси были пунцовые и по ним текли слезы, глаза вращались в орбитах, волосы сбились на лоб. Харри одной рукой вытащил пистолет Перси, а другой – его драгоценную дубинку.

– Получишь обратно, не беспокойся, – сказал Харри. Он был слегка смущен.

– Жаль, я не смогу сказать это о твоей работе, – огрызнулся Перси. – О работе для вас всех. Вам это так не сойдет! Не сойдет!

Он явно готов был продолжать орать, но у нас не оставалось времени слушать его проповеди. В моем кармане лежал рулон липкой ленты – предка нынешней клейкой ленты. Перси увидел и стал уклоняться. Брут схватил его сзади и держал, пока я не заклеил лентой ему рот, закрепив для надежности концы почти на затылке. Ну, потеряет он клок волос, когда будут отдирать ленту, а еще губы серьезно потрескаются, но мне было уже все равно. Мне уже хватило Перси Уэтмора по горло.

Мы отошли от него. Он стоял посредине комнаты, под забранной в металлическую сетку лампочкой, в смирительной рубашке, дыша воспаленными ноздрями и издавая сдавленные, мычащие звуки из-под пленки. Во всяком случае он был очень похож на тех заключенных, которых мы держали в этой комнате.

– Чем тише ты станешь вести себя, тем скорее выйдешь отсюда, – наставлял его я. – Постарайся это запомнить, Перси.

– А если будет одиноко, вспомни об Олив Ойл, – посоветовал Харри. – Оп-оп-оп-оп.

Потом мы вышли. Я закрыл дверь, а Брут защелкнул оба замка. Дин стоял чуть выше на Миле, около камеры Коффи. Он уже вставил ключ в верхний замок. Мы четверо молча переглянулись. Слова были не нужны. Колесо завертелось, и нам оставалось лишь надеяться на то, что все пройдет, как мы задумывали, не перескакивая зубцов на шестеренках.

– Ты все еще хочешь проехаться, Джон? – спросил Брут.

– Да, сэр, – ответил Коффи. – Думаю, да.

– Хорошо. – Дин открыл первый замок, вынул ключ и вставил его во второй замок.

– Нам надо тебя заковывать цепью, Джон? – спросил я.

Коффи, кажется, задумался.

– Можно, если хотите, – проговорил он наконец. – Но не нужно.

Я кивнул Бруту, отодвинувшему дверь камеры, потом повернулся к Харри, который почти направил на него пистолет Перси сорок пятого калибра, когда Коффи выходил из камеры.

– Отдай это Дину, – сказал я.

Харри встрепенулся, словно очнувшись от дремы, увидел пистолет и дубинку Перси в своих руках и передал их Дину. А Коффи тем временем оказался в коридоре и своим голым черепом чуть не задел лампочки на потолке. Когда он стоял, сложив руки перед собой и опустив плечи, я опять подумал, что он похож на огромного пойманного медведя.

– Запри игрушки Перси в ящике стола дежурного, пока мы не вернемся, – приказал я.

– Если вернемся, – добавил Харри.

– Хорошо, – сказал мне Дин, не обращая внимания на Харри.

– А если кто-нибудь придет, вообще-то никто не должен, но если вдруг, то что ты скажешь?

– Что Коффи разволновался к полуночи. – Дин был похож на студента, отвечающего на экзамене. – Что нам пришлось запихать его в смирительную рубашку и поместить в смирительную комнату. Если возникнет шум, то тот, кто услышит, подумает, будто это он. – Дин кивнул в сторону Джона Коффи.

– А где мы? – допытывался Брут.

– Пол в администрации, работает с делом Дэла и свидетелями, – ответил Дин. – Это сейчас особенно важно, потому что казнь прошла так ужасно. Он сказал, что скорее всего пробудет там остаток смены. Брутус, Харри и Перси в прачечной, стирают одежду.

Да, вот так обычно и говорили. В прачечной, в комнате снабжения по ночам иногда играли в очко, покер или преферанс. Что бы ни было, но охранники, участвовавшие в этом, говорили, что стирают свою одежду. На этих сборищах иногда пили самогон, а вахту несли по очереди.

Так было, наверное, во все времена и во всех тюрьмах. Когда все время проводишь в заботах о грязных людишках, сам поневоле запачкаешься. Во всяком случае, нас вряд ли стали бы проверять. К «стирке одежды» в Холодной Горе относились с большим уважением.

– Именно так, – сказал я, поворачивая Коффи вокруг и подталкивая вперед. – А если все сорвется, Дин, то ты ничего не знаешь.

– Легко сказать, но...

В этот момент из-за решетки камеры Уортона высунулась худая рука и ухватилась за каменный бицепс Коффи. Мы аж вскрикнули. Уортон должен был спать как убитый, а он стоял, чуть покачиваясь вперед-назад, как боксер после удара, и мутно скалился.

Удивительной была реакция Коффи. Он не отскочил, но тоже вскрикнул, выпуская воздух сквозь зубы, словно коснулся чего-то холодного и неприятного. Его глаза расширились, и на секунду он показался мне другим человеком, словно другой вставал по утрам и ложился спать вечером. Он был живой – тогда, когда хотел, чтобы я зашел в его камеру и он смог до меня дотронуться. «Помочь мне», говоря языком Коффи. Он так же выглядел, когда вытянул руки за мышью. И сегодня, в третий раз, его лицо озарилось, словно в мозгу вдруг зажгли лампу. Но сейчас совсем не так.

Его лицо стало холодным, и я впервые подумал, что может случиться, если вдруг Джон Коффи впадет в ярость. У нас были пистолеты, мы могли застрелить ею, но побороть его было бы нелегко.