Зеленая ночь

— Бывают люди… — задумчиво сказал он. — Мы же ей каждый день по пятерке на чай давали. Один раз он ей десятку сунул. И не помнит!.. А?.. Мне человек десять копеек передаст, я ему десять раз «спасибо» скажу. А этим сколько ни дай, все равно рожу воротят: «Не помню что-то…» А на чай давать нужно. Нужно. С утра до вечера на ногах, а посетители попадаются — на козе не объедешь! Ладно, Алибала, пошли. Главное — дело сделали. Пошли, спать пора, завтра дорога долгая…

Дорога и правда была долгая, и за всю эту долгую дорогу Насир ни разу не встал с места, сжимая в объятьях зеркало. «Разобьешь», — говорил он Алибале, если тот предлагал подержать. Когда автобус подпрыгивал на рытвинах, Насир напряженно выпрямлялся, чтоб не трясти зеркало. Не в состоянии достать платок, он склонял голову набок, поднимал плечо и вытирал щеку о плечо. Потом — другую…

Есть он тоже не выходил. На стоянке Алибала принес ему из столовой пендир с чореком и покормил, как малого ребенка.

— Ладно, — Насир улыбнулся, — главное — дело сделано.

Наконец приехали.

— Не торопись, — сказал Насир. — Пусть выйдут. Толкнут ненароком…

Когда автобус опустел, он наконец, кряхтя, поднялся с места. Ноги и руки затекли, поясницу ломило. Насир сделал шаг, другой и вдруг — будто кто вырвал из рук — уронил зеркало на пол. В руках осталась только намокшая от пота упаковочная бумага. Замерев в дверях, Насир бросил взгляд на Алибалу, потом на осколки зеркала… Швырнул бумагу на осколки и без сил опустился на сиденье. Прошло минуты три, Алибале казалось, что Насир вечно будет сидеть, глядя на осколки зеркала. Но тот поднял голову и негромко сказал:

— Ты иди домой. Скажешь, Насир отправил меня, а сам остался в Баку. Скажи, зеркало будет. А я прямо сейчас в Агдам, поездом поеду. Бог даст, завтра буду в Баку… Иди, сынок, передай брату, пусть будет спокоен… Я с тобой не вернулся, остался в Баку. Понял? — Насир подмигнул Алибале и улыбнулся, так улыбнулся, что у мальчика тоже дрогнули в улыбке губы.

ГОЛУБОЙ СОН

«Не было б этой проклятой остановки!.. Содрать асфальт, перепахать, засадить тополями!..» Зейнал думал так каждый вечер, хотя понимал прекрасно, что, даже если от этой автобусной остановки не останется следа, легче ему не станет. Будет ждать своего автобуса в другом месте, на другой остановке. Когда живешь в одной стороне города, а работаешь — в противоположной, поездок этих не миновать. И, пока держат его ноги, пока не прервалось дыхание, обречен он ждать своего автобуса. Мало того, и после смерти не избавиться ему от городского транспорта; кладбище так далеко от дома, что немыслимо нести тело на плечах. Правда, та поездка будет намного комфортабельней: гроб поставят на большую открытую машину с обтянутым кумачом бортами, и никто не будет толкать его в спину, наступать на ноги…

Зейнал свернул за угол, к остановке. Народу, как всегда, — ступить некуда, и все беспокойно посматривают туда, откуда должен появиться автобус. Как всегда, Зейнал начал заводиться, и, как всегда, начало давить в груди. И непонятный, но привычный уже страх охватил его. Крепко сжимая ручку старого портфеля, он положил левую руку на грудь и не спеша, мелкими шажками направился к остановке.

Он пристроился с самого края очереди, но, правда, не знал, начало это или ее конец. Сколько лет ждал он по вечерам автобуса на этой остановке и никогда не мог понять, где конец, где начало очереди.

Мимо, шурша, катили машины — «волги», «жигули», «москвичи». Некоторые были совсем пустые, в других по два-три человека. «Вот бы машину! — с завистью думал Зейнал, глядя на людей, небрежно развалившихся на сиденье.

Солнце садилось, но дышать было нечем. Капли пота скользили за шиворот и, щекоча спину, скатывались вниз. Ручка портфеля была совсем мокрая. Зейнал взглянул на электрические часы: ровно двадцать минут торчит он на остановке. «И кто тут их повесил, проклятые?!» И сразу же одернул себя: когда он раздражался, сильнее начинало давить в груди. «Счастливая Джейран-ханум: от дома до работы ста метров не будет…» Пока не появился автобус, Зейнал все думал о Джейран-ханум, остро завидуя ей.

Показался автобус, и в толпу словно бросили бомбу. Автобус еще не остановился, а уже был облеплен человеческими телами. Толпа разделилась на два бурлящих потока: у передней и задней двери. А водитель, подлец, нарочно медлил открывать двери. Конечно, вперед прорвались те, кто покрепче, посильнее. «Живым бы уйти!» Зейналу удалось спиной выбраться из толпы и поставить между ног портфель.

Автобус отошел, набитый до отказа, но народу почти не убыло. «И откуда берется столько людей? Как муравьи. Минута — и снова полно».

Зейнал взглянул на часы: ну вот, пятьдесят минут проторчал. А будь у него машина, он за эти пятьдесят минут мог свезти жену и детей в Пиршаги — на пляж. Да нет, не за пятьдесят — за сорок. Можно считать, уже десять минут жена с детишками плещется в зеленоватых волнах Каспия, а сам он полеживает возле машины, наслаждаясь сухим теплом песка. Уже десять минут, как он отдыхает, начисто забыв о дневной усталости.