Когда жизнь отнимает у нас все, труднее всего иметь дело с отсутствием чувства будущего. Это требует от нас извлекать максимум из малого и находить те мелочи, которые мы будем с нетерпением ждать и к которым хотим стремиться. Эту стратегию использовал и Монтень[293]
, который обнаружил, что эффективный способ справиться с ограничениями и потерями, свойственными возрасту, состоит в том, чтобы «пробегать через плохое и останавливаться на хорошем». Если его разум отвлекался на негативные мысли, когда он совершал ежедневную прогулку по своему саду, Монтень сознательно переключал свое внимание обратно на то, что его окружает. Маленькие радости жизни на самом деле не так уж малы, просто у нас вошло в привычку принимать их как должное.Весной 1938 года Фрейд не смог вернуться в свой «островок спасения» в Гринцинге. При нацистском режиме он фактически стал заключенным в своей квартире на Берггассе. На его имя были сделаны приглашения из-за рубежа, в том числе одно от президента Рузвельта. Фрейд пережил месяцы неопределенности относительно своего статуса, пока наконец в начале июня ему и его ближайшим родственникам не разрешили поехать в Англию. Несмотря на все усилия добиться разрешения взять с собой трех своих сестер, те были вынуждены остаться в Вене и позже умерли в Освенциме.
Фрейд был поражен той щедростью и великодушием, которым окружили его по прибытии в Лондон. Незнакомые люди присылали ему предметы старины, узнав о потере им его драгоценной коллекции, которая вместе со всеми его сбережениями была конфискована нацистами. Кроме того, широко распространился слух о его страсти к цветам. Фургоны флористов с растениями и букетами прибыли в таком количестве, что Фрейд с характерным черным юмором пошутил: «Мы погребены под цветами»[294]
. Был разгар лета, и сад арендованного семьей дома на Элсуорси-роуд, граничившего с парком на Примроуз-Хилл, пестрел красками. Это было источником огромной радости для Фрейда. «Моя комната выходит на веранду, – писал он, – с которой открывается вид на наш собственный сад, обрамленный цветочными клумбами, и дальше – на большой парк, усаженный деревьями». Домашний фильм[295], снятый его большим другом, принцессой Мари Бонапарт, показывает семью, пьющую чай на веранде. Затем камера переходит на Фрейда, стоящего с двумя своими внуками, Люцианом и Стивеном, и смотрящего на рыб в пруду с лилиями. Говорят, что этот сад помог ему ожить, и камера определенно улавливает пружинистость в его походке, когда он, заметив что-то в воде, идет на другую сторону пруда.Будучи беженцем в незнакомой стране, Фрейд испытывал чувство уверенности, видя знакомые растения и деревья на Элсуорси-роуд. «Все равно как если бы мы жили в Гринцинге», – писал он[296]
. Там также росло одно растение в горшке, которое служило для него ниточкой, связывающей с домом. Я узнала о его существовании, когда друг однажды подарил мне вырезанную из него фигурку. Это так называемая комнатная липа, илиСемья Фрейдов переехала в свой новый дом на Маресфилд-Гарденс в Хэмпстеде в сентябре 1938 года. Эрнест Джонс заметил, «как сильно Фрейду понравился красивый сад там». По сравнению с венскими садами, которые он так любил, это был относительно небольшой участок, но зато данный сад был первым, которым семья владела. Фрейду хотелось увидеть его развитие в течение всех четырех сезонов, чего ему никак не удавалось сделать на виллах с садами, которые он раньше арендовал. Из всех близких его любовь к природе больше всех разделяла дочь Анна Фрейд, которая в настоящее время сама является детским психоаналитиком и первопроходцем в этой области; именно она ухаживала за растениями в саду.
Сын Фрейда Эрнст, архитектор, установил в задней части дома широкие французские двери, которые выходили из кабинета отца в сад, так что рабочий стол Фрейда был залит солнечным светом и от него открывался прекрасный вид. Защищенный сад оказался идеальным местом для установки кровати-качалки из Гринцинга, которая приехала вместе с семьей в Лондон. Домашний фильм, снятый в октябре того же года, показывает Фрейда, уютно устроившегося на ней и укрытого одеялами для тепла. Сакс вспоминает, что старые деревья из соседних садов «приветствовали друг друга через стены»[297]
, что придавало этому месту ощущение уединения. Многие растения, которые были там во времена Фрейда, – клематисы, розы и гортензии, – растут в саду Музея Фрейда и поныне.