Физическая работа на открытом воздухе, а также тот или иной вклад в окружающую среду – все это были средства для расширения возможности мужчин противостоять тому, что Брок называл «фантомами разума».
Обособленность от окружающей среды, которую описал Брок, – это то, что в наши дни мы назвали бы
В своей биографии Уилфреда Оуэна Доминик Хибберд полагает, что опыт Оуэна, когда во сне его подбросило в воздух минометной бомбой[247]
, означал, что теории Брока о необходимости восстановления связи с землей определенно имели для него смысл. Мать Оуэна была страстным садовником, а Оуэн в детстве занимался садоводством вместе со своим дедушкой. Он достаточно много знал о мире растений и однажды даже по памяти прочитал в полевом клубе лекцию под названием «Думают ли растения?»[248], в которой утверждал, что, судя по их чувствительности к солнечному свету, воде и температуре, растения обладают сенсорной системой, в чем-то схожей с нашей. Оуэн также выступил с докладом на тему «Классификация почв, почвенный воздух, почвенная вода, корневое питание и плодородие».Оуэн провел в Крейглокхарте четыре месяца. С самого начала распознав в нем творческий дух, Брок предложил ему взять тему Антея для стихотворения. Опубликованное позже под названием «Борцы», стихотворение описывает ноги Антея подобно корням растения, впитывающим «тайную силу земли». По мере развития творчества Оуэна Брок поощрял его брать в качестве основы для своих произведений собственный опыт войны, тем самым давая творческий выход своим травмам и кошмарам. Большой друг Оуэна, Зигфрид Сассун, позже вспоминал, что «доктор Брок, который вел Уилфрида, полностью преуспел в восстановлении равновесия его нервной системы». Проблема с этим «опасно благополучным выздоровлением», как назвал его сам Оуэн, заключалась в неизбежном возвращении на фронт, и там, хотя и получив некоторую отсрочку, он все же был убит в бою всего за неделю до того, как война окончательно завершилась.
Окопная война является определяющей особенностью Первой мировой войны. Я выросла, зная гораздо больше о той войне, в которой участвовал Уилфред Оуэн, и гораздо меньше о той, через которую прошел мой дедушка Тед. Ребенком я знала, что он был военнопленным, но я знала это просто как факт. Я плохо представляла, что может скрываться за этим термином, а также не понимала, что значит быть подводником.
Теду было всего пятнадцать, когда в 1910 году он поступил на службу в Королевский флот. Должно быть, ему очень хотелось записаться туда, потому что он убедил своего отца прибавить год к своему возрасту. В следующем году он прошел обучение на оператора беспроводной связи Маркони. Эти детекторные приемники и искровые передатчики, использующие язык азбуки Морзе, были началом новой эры телекоммуникаций. Я ни секунды не сомневаюсь, что на том этапе своей жизни Тед даже подумать не мог о садовничестве. Я даже подозреваю, что на самом деле тогда он пытался уйти от всего, что связано с работой на земле; новые технологии того времени и жизнь на море были гораздо более привлекательными перспективами.
Как и беспроводной телеграф, подводные лодки тогда были новым изобретением. Их применение в войне никогда не проверялось, и в военно-морских кругах они были источником разногласий. Адмирал сэр Артур Уилсон, лорд Адмиралтейства, возражал против их использования, поскольку, по его мнению, они были «коварными, неправильными и чертовски неанглийскими»[249]
. Говорили, что он и Черчилль даже ставили подводников в один ряд с пиратами. В свою очередь, подводники культивировали дерзкий имидж и были печально известны своей репутацией противников традиционного подхода. Чтобы быть подводником, нужно было иметь менталитет «сделай или умри». Попав в неприятности с врагом глубоко в море, вам не приходилось рассчитывать на выживание; за всю войну не вернулся каждый третий подводник. Редьярд Киплинг восхищался ими и написал об их подвигах в своем стихотворении «Ремесло».