- Что ты наделала? Максим, что она натворила? Ужас! Зачем ты с этой колючей теткой связалась?
- Я не связывалась.
- Связалась, связалась! Максим, слышал бы ты, как она с ней говорила. Надменно, как принцесса швейцарская...
- В Швейцарии нет принцесс.
- Ладно! Немецкая, испанская, итальянская... Что ты про призвание плела? Что ты на все вопросы - "не знаю"? "Не знаю" или молчок. Специально для вычистки? - Секунду она помолчала и вдруг хлопнула себя по лбу ладонью, как это делается, когда человека неожиданно осеняет счастливая мысль. - Катя! Максим! Идея. Ты на ней женишься. За твоим пролетарским происхождением она все равно что за каменной стеной.
Катя вспыхнула, ее обожгло.
- Спасибо. Не хочу укрываться за каменной стеной.
Вот уж действительно сейчас заговорила принцесса, даже королева, могущая даровать милость или изгнать из царства неугодного подданного.
- Ну так пропадай ты пропадом, недотрога, змея подколодная! - в ярости закричала Лина. - Я для нее с комиссии сбежала, а она... Ты погляди на Максима, весь истаял, безжалостная! Так ступай на все четыре с толстовцем под руку...
- Катя, я тебя люблю. - Он сказал это твердо и нежно. Так он не говорил никогда, чтобы и твердо и нежно. - Я тебя люблю. Принцесса ты или змея подколодная, красивая или нет, не знаю, мне все равно. Как я тебя в первый раз увидел, так и полюбил. Спросишь, за что?
Катя не спрашивала. Грудь сдавило слезами, она не могла вымолвить слова. Зато Лина, взявшаяся за дверную скобу, собираясь умчаться, не умчалась, забыла про комиссию и слушала с восторгом. Упивалась, будто это ей объяснялись в любви. Затем сообразила все же: третий - лишний. Хлопнула дверью и унеслась заседать.
- Не отвечай, - говорил Максим так же ласково, нет, все нежнее и бережнее. - Я тебя гордую люблю. А обидеть тебя не дам. Не хочешь за меня замуж, все равно всегда буду при тебе, вблизи ли, издали, с глаз не отпущу.
- Знаешь что, идем... Тут мне нужно к одному человеку, - позвала Катя.
Она ждала этих слов, мечтала, ревновала, завидовала тем, кому говорятся такие слова. А сейчас смешалась. Не знала, что отвечать. Растерялась.
- Идем.
До революции Федор Филиппович преподавал в мужской гимназии и так и остался жить в бывшей казенной квартире при ней.
Они застали Федора Филипповича в кухне. С засученными рукавами, без пиджака, в фартуке с оборочкой, он чистил картошку. Сыновья - один мыл посуду, другой тер пол тряпкой, намотанной на щетку.
- Хозяйничаем, - сказал Федор Филиппович, нервно кривя тонкие губы, может быть, недовольный тем, что незваные гости застали его на кухне, в фартуке, за такой прозаической работой, как бы низводящей его с педагогической кафедры. Впрочем, он часто кривил и нервно подергивал губы, ничто другое не выдавало сейчас в нем смущения. Напротив, он спокойно объяснил:
- Утром всем на занятия, с хозяйством управляемся вечерами. Что-нибудь случилось? - спросил он Катю.
- Ничего не случилось. Мы просто зашли...
- В таком случае, - развязывая фартук, сказал он, - прошу в кабинет. Мальчишки, заканчивайте одни!
- У нас строгое распределение обязанностей, - говорил он, вводя Катю и Максима в кабинет - просторную, заставленную книжными шкафами и полками комнату, порядочно захламленную и неприбранную, что сразу заметил бы опытный женский взгляд, но не Катин, ибо к хозяйству она была равнодушна. Зато заметила на письменном столе фотографию. Приятное, чуть грустное, чуть удивленное лицо глядело на нее из простенькой деревянной рамки, как бы прося: "Не думайте обо мне плохо. Не судите меня".
Почему Кате взбрело такое на ум? Впрочем, как ни была она занята собой и своей участью на допросе у инспектора Н. Н., в память запало брошенное прокурорски: "...у него в семье разложение".
- Мой дом, - говорил Федор Филиппович, скупым жестом показывая шкафы и полки. - Книги - друзья, которые не изменяют, как сказал Пушкин. Садитесь. Итак?
Он все-таки желал знать, что их привело, без предупреждения, в неурочный час. Он подозревал: его ученица с кавалером пришли не просто, что-то их привело.
- Я хотела... мне хочется вам рассказать. Заведующий, очень благородный человек, необыкновенно хорошо к вам относится, считает вас самым талантливым, образованным, самым образованным преподавателем в техникуме, и... - беспомощно лепетала Катя, - и мы все с ним согласны.
- С чего бы заведующему явилась мысль меня вама аттестовать? - вслух размышлял Федор Филиппович, слегка теребя каштановый ус. - А-а! Ведь у вас там происходит, так сказать, собеседование. Комиссия из центра.
- Комиссия! Одна тетка, - пренебрежительно повела Катя плечом.
- Когда тетка с полномочиями, это уже не тетка, а инспектор. Вероятно, попутно речь возникла кое о ком из преподавательского состава... Нет, прошу вас, - холодно остановил он Катю, порывающуюся что-то сказать, - никаких осведомлений. Я не задаю вам вопросов. - И, круто переводя разговор на другую тему, кивнул на Максима: - Вы не познакомили нас.
Максим поднялся, по-военному щелкнул каблуками.
- Курсант ВЭШ, Военной электротехнической школы, Максим. Катин жених.