Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)

Зумрад-хола легко поднялась с места, подошла к окну и воздела руки к небу:

— Да разве ты сын? Да чтоб ты сквозь землю провалился! Чума на твою голову! Ни отца, ни мать не слушаешь! Ты бы хоть подумал о своих маленьких братьях!

Позади глиняного возвышения показался босоногий мальчонка с грязным, темным лицом. Переваливаясь, спотыкаясь, он подобрался к матери, уцепился за подол.

— А тебе чего надо? — Зумрад-хола резко повернулась, мальчик упал на землю и заплакал.

Мигом подскочила Гюльчехра, подняла ребенка, прижала его к груди:

— Зумрад-хола, успокойтесь…

— «Успокойтесь»… Тут успокоишься… Этот негодяй, чтобы он сгинул со своей учебой! Два дня все в доме вверх дном из-за него!

Зумрад-хола выхватила сына из рук Гюльчехры и, присев на край супы, дала мальчику грудь.

Самад зашел в комнату к Касымджану. Абдулла же не знал, что делать, так и стоял у ворот. Зумрад-хола неожиданно заплакала навзрыд.

— Ох, милая Гюльчехра, — проговорила она сквозь слезы, — этот паршивец все твердит, что уедет в Ташкент учиться. А я-то на него надеялась… Думала, закончит школу, будет отцу подмогой. Подумай сама, дорогая, легко ли воспитать шестерых детей?

— Зумрад-хола, не плачьте!

— Как же не плакать, детка? Что мне еще остается? Я извелась вся уже, иссохла. Ты-то вот остаешься в кишлаке, разве нельзя и ему остаться, что он, умрет от этого? Отец пробовал говорить и по-хорошему, и по-плохому — не слушает…

— Я и в городе буду работать. Буду посылать вам зарплату! Я ведь тебе говорил! — крикнул из окна Касымджан.

— А тут тебе разве плохую работу дадут? Ведь ты, шайтан, слышал слова раиса?

— Уеду, все равно уеду!

Зумрад-хола побледнела как стена. Тонкие губы ее прошептали что-то беззвучно. Вдруг она встала с места, отняла ребенка от груди, протянула его Гюльчехре и подошла к окну.

— Так ты уедешь?

— Уеду!

— Тогда убирайся сейчас же, слышишь, сейчас же, чтобы глаза мои на тебя не смотрели!

— Как же так… — начала было Гюльчехра, но ее никто не услышал.

— Убирайся, говорю! — кричала Зумрад-хола.

— Хорошо, я сейчас…

Касымджан выскочил из комнаты, вслед за ним Самад.

— Напрасно ты обижаешься, мама… я…

— Убирайся!

И Касымджан, держа в руках документы, без денег, в одной рубашке и брюках пошел со двора.

Самад и Абдулла некоторое время молча глядели друг на друга. Потом, будто сговорившись, оба побежали за Касымджаном.

В лице Зумрад-холы не было ни кровинки. Опершись о подоконник, она плакала, вздрагивая всем телом. У Гюльчехры слезы выступили на глазах, так было ее жалко. Однако девушка не знала, что делать, как ей помочь, что ей такое сказать.

А Касымджан уже остановил попутную машину.

— У меня нет иного выхода, — сказал он на прощание Самаду и Абдулле. — В Ташкенте я буду учиться или заочно, или на вечернем отделении. А днем буду работать. И может, заработаю больше, чем в кишлаке. Но дело не в этом. Будущему литератору нужно быть там, где много книг, и потом, важно не только читать, но и слушать хороших преподавателей.

— Тебе лучше знать, — сказал Самад. — Желаю тебе успеха.

Абдулла дал ему свой адрес и добавил, что сам он приедет в Ташкент дня через четыре.

— Самад, я тебя прошу, ты как-нибудь успокой мою маму, — сказал Касымджан, влезая по колесу в кузов. — Теперь, если мне в городе не повезет, я сюда не вернусь.

— Не зарекайся… Пиши!

— Обязательно. Ну, привет!

Машина тронулась и вскоре скрылась в клубах пыли.

— Может, он и прав, — промолвил задумчиво Самад.

Абдулла не ответил. Он был сильно взволнован этим происшествием, искренне жалел Зумрад-холу и в то же время восхищался Касымджаном. Вот ведь, захотел — и уехал!

Гюльчехру тоже надо склонить к поездке. Как было бы здорово, если бы она приехала в Ташкент! Вчера она вроде бы и согласилась. Сегодня Абдулла опять будет говорить с ней на эту тему. Приведет ей в пример Касымджана. Да и сама Гюльчехра видела все это, сама была свидетельницей семейной распри. Судя по всему, она не решилась уговаривать Касымджана остаться — не сказала ни одного слова. Да если бы и сказала что-нибудь, тот бы только отмахнулся. Ведь он против отца-матери пошел, а их, Гюльчехру и Самада, и подавно не стал бы слушать. Гюльчехра такая грустная стояла. Может быть, она завидовала Касымджану? Да и почему бы ей не позавидовать? Что в Мингбулаке хорошего? Кино, да и то редко, концерт раз в месяц. Пыль, грязь, однообразная работа. Абдулла как-то вдруг позабыл, что недавно все ему нравилось здесь. Ему уже определенно стало казаться, что Гюльчехра уедет из кишлака. Да. Теперь надо только дождаться вечера.