Зеленое дитя

Коленшо взялся за рычаг, и рука его на какую-то долю секунды замерла. Это был металлический ломик длиной около метра, с квадратной насадкой на конце, с помощью которой он соединялся с приводом. Рычаг был съемный. Один поворот, и освободившееся мельничное колесо начало медленно набирать скорость. И в ту же секунду Коленшо резко развернулся, занеся ломик над головой. Но Оливеро был начеку: он уловил момент, когда Коленшо стоял как вкопанный, осознав, какие неожиданные преимущества сулит ему металлический лом. Удар — Оливеро пригнулся. Коленшо не рассчитал, и лом слабо звякнул, ударившись о стену за спиной Оливеро. Тот отпрыгнул. По инерции Коленшо вынесло вперед, и на секунду показалось, что он сейчас врежется головой прямо Оливеро в живот. Но тот размахнулся правой ногой и сильнейшим пинком отбросил противника к противоположной стене. Коленшо пролетел через открытую дверь и покатился вниз по ступенькам. Оливеро подскочил было к двери, собираясь захлопнуть ее перед его носом, и тут раздался жуткий вопль. Он выглянул, — на его глазах Коленшо попятился и, не удержавшись на краю, сорвался в колодец. Оливеро выскочил на площадку, — под ним бурлила ревущая в шлюзе вода. За фонтанами брызг ничего не было видно, и он помчался остановить маховик. Потом назад — на смотровую площадку. Колесо медленно сбавляло обороты. И вдруг, когда в очередной раз обнажились лопасти, из глубины колодца выплыло лицо Коленшо, освещенное луной. Он висел, вцепившись в одну из перекладин, и его по инерции выносило наверх движением остановленного колеса. Когда до края шахты оставалось около метра, колесо встало. Сверху Оливеро было видно, как он снизу посылает ему проклятия. Ведь остановленный маховик теперь свободно вращался вокруг оси и под тяжестью тела Коленшо, естественно, должен был начать опускаться в обратную сторону. Коленшо понимал, чем это грозит, и, видимо, решил, что Оливеро, рассчитав все заранее, умышленно перекрыл воду. Он судорожно пытался замедлить вращение колеса, изо всех сил упираясь в стенки колодца, но ноги его не могли удержаться на склизкой поверхности, а зацепиться было не за что. Вдруг колесо дернулось, пошло вниз; от неожиданного толчка Коленшо сорвался и спиной вниз полетел в бурлящий водоворот. Все это время Оливеро, распластавшись на площадке, пытался дотянуться рукой до Коленшо и помочь ему выбраться. Все произошло на его глазах: он видел падение, слышал крик, потом мельник скрылся во тьме, и его поглотила вода. Оливер бросился назад, через мост, через гумно, потом в обход, — туда, где собирается отработанная вода. Путь был не близкий, — в этом месте реку рассекала искусственная перемычка. Оливеро прыгнул. Вода и здесь бурлила растревоженно, а со стороны мельничного колеса и подавно, — там все было черным-черно. Он пробивался вверх по воде, преодолевая сопротивление потока, шел на ощупь вдоль глухих стен, пока не почувствовал, что его сносит вниз. Вода ревела с такой силой, что, казалось, он оглох; если б не слабо фосфоресцирующая пена, он бы решил, что, вдобавок ко всему, еще и ослеп. Поняв, что дальше бороться бесполезно, он начал продвигаться к низкому берегу. Брел, согнувшись в три погибели, всматриваясь до рези в глазах, — не плывет ли мимо что-нибудь или кто-нибудь? Ничего. Он вдруг почувствовал, что его бьет озноб из-за ледяной мокрой одежды, прилипшей к телу.

Когда он выбрался на берег, у него зуб на зуб не попадал. Он быстро пошел к дому. В очаге на кухне догорали угли, — он быстро скинул с себя сырое платье и, стоя перед остывающим, но еще теплым очагом, досуха растерся полотенцем. Стало теплее. Отжал промокшее до нитки белье и повесил рядом сушиться. Снял висевшее на крючке пальто Коленшо, завернулся в него, придвинул кресло к очагу и не заметил, как задремал.

Он не сомневался, что Коленшо утонул. Едва ли он сумел выплыть, — вода под колесом глубокая, течение очень сильное… Мельница давно замерла; фитили в масляных лампах почти догорели. Было далеко заполночь. Утром — часов в шесть, или раньше, придет служанка, а он в доме один, если не считать Веточку. Как он объяснит свое присутствие? И куда делся хозяин?

Впрочем, объяснять ничего никому не пришлось. Часов в шесть он вдруг проснулся. Уже рассвело, но в доме было по-прежнему тихо. Стараясь не наделать шуму, он быстро натянул на себя высохшую за ночь одежду, прошел на другую половину и постучал в дверь гостиной. В ответ — ни звука. Тогда он тихонько отворил дверь. Веточка уже встала и, точь-в-точь как описывал Коленшо, стояла, вытянувшись во весь рост, в проеме окна, ловя первые нежные лучи восходящего солнца.