Зеленое море, красная рыба, черная икра

Поодаль виднелась еще фигура – карлик Бокасса. Ему запретили подходить, он приседал, кривлялся, передразнивая старика прокаженного.

– Бокасса! – Касумов погрозил карлику кулаком, тот отбежал на несколько метров, закрыл лицо руками, словно собирался плакать. – Узнал, что Садыка увезли, и сам не в себе.

– Баларгимов привечал его? – спросил я.

– Это точно. Если едет из города, всегда гостинцы везет. Он ведь как ребенок малый, Бокасса…

Карлик был действительно возбужден, угрожающе сжимал свои крохотные кулачки.

– Баларгимов зарвался, – Мазут начал говорить еще по дороге. – Всех подмял! Признаешь – он тебе все сделает – и похороны, и свадьбу. Денег даст, сына в институт устроит…

– Многие его признали?

– Почти все! Любого мог остановить: «Езжай за водкой!» И попробуй откажи! А уж если махнет рукой – машина или автобус, – тормози сразу! Осетрину открыто продавал. Все видели. И милиция, и рыбнадзор. И всегда с ружьем. И поддатый. Крови много за ним! Люди подтвердят, если надо…

Я понял, что восточнокаспийская браконьерская «коза ностра» от Баларгимова отказалась.

Со здания бывшего банка на нас смотрел проступивший из-под краски призыв: «Отдадим голоса за нерушимый блок коммунистов и беспартийных!»

Сколько их было тут – выборов в Советы, в Верховные и местные! И ничего не менялось. Иссеченные дождями каменные стены, бочки с питьевой водой, доставленной бензовозом. Занесенная песком техника. Распад. Разруха. Запустение…

Собственно, так и должна была выглядеть столица этой порожденной застоем невидимой республики, управлявшейся советом шефов лодок, с их собственными вооруженными силами, разведкой, контрразведкой и всеобщим заговором молчания.

Мы вошли в «козлятник». Вокруг лежали все те же разбросанные ящики – никто не собирался наводить порядок.

Касумов включил свет. Переступив через гребные винты, мы прошли к столу, к чурбакам, заменявшим табуретки.

– Я «ездоком» у Садыка походил. Знаю!.. – Мазут достал сигареты. – Тогда у него еще была одна лодка – старая, двух моторная. Потом уж новую заказал…

– А из-за чего расстались? – спросил я.

– Хотел на своей лодке походить. Была такая мечта…

– И как?

– Пошел к одному знающему человеку посоветоваться. Так и так… Лодка есть, мотор. И мне будет хорошо, и тебе…

– А он?

– Засмеялся: «Мне ведь с начальством делиться… А у тебя лодка маленькая – много не заработаешь. Давай так: строй большую лодку, на четыре мотора. Нанимай ездоков. Платить мне будешь шесть тысяч в месяц…»

– Рыбнадзору? – я не удержался.

– А еще и милиции. А по мелочи – участковым, капитанам судов рыбоохраны, охране природы…

– Капитану «Спутника» тоже? – Я вспомнил красное гладко-выбритое лицо и шкиперскую бородку.

– И ему.

– Выходит, все взяточники?

– Нет, конечно… Менты и рыбнадзор – люди дисциплинированные. Дадут им приказ брать – в минуту возьмут. Нет приказа – не подойдут! Ведь так, отец? – Он взглянул на прокаженного.

Старик кивнул. Он сидел на пристроенном к стене лежаке. Короткие его ножки в узких брючках со смешными манжетами на добрый вершок не дотягивали до пола.

– Я отказался платить! И через месяц уже сидел…

– Вы Пухову говорили об этом?

– А что Пухов? Что Сергей мог сделать? Он направил в Москву бумагу, в Гланрыбвод. Все написал. Так у него же и сделали обыск! Искали черновик письма и негативы… Вот как все обернулось!

– Странные дела…

В студенческом исследовании моей жены – «Поведение браконьеров в конфликтной ситуации» – инспекторам рыбнадзора предлагалось дать оценку личностных качеств браконьера – «хороший – плохой», «умный – глупый», «щедрый – жадный» и так далее. При обработке полученных данных выявилась обратная зависимость между стажем инспекторской работы и величиной негативной оценки. С увеличением стажа работы инспектора отрицательная оценка имела тенденцию к сглаживанию, уменьшению. Видимо, Пухов, которого все одинаково характеризовали как опытного инспектора, был в силах подняться до понимания человека, ставшего браконьером в силу сложившихся вокруг него условий, и даже воспользоваться его помощью.

Я прибег к тому же.

– Чью лодку сжег рыбнадзор перед тем, как ночью подожгли инспекцию? – спросил я.

Мазут не дал мне договорить:

– Баларгимова.

Мне показалось – я ослышался.

– Баларгимов платил им за одну лодку, а ловил двумя… – пояснил Мазут. – И кто-то его продал.

Я начал понимать.

«Вот почему в ту же ночь пытались сжечь «козлятник» Касумова!» Браконьерские войны переносились на Берег.

Мазут поднялся, включил стоявший на электроплитке чайник, достал из шкафчика заварку. Подумав, он снова полез в шкафчик – вынул три граненых стакана, и сразу же появилась бутылка.

Я молча смотрел, как мутноватая, здешнего производства «Русская горькая», булькая, освобождает емкость.

Видел бы сейчас меня Генеральный! Водный прокурор участка. С граненым стаканом. В «козлятнике». С браконьерами.

Мы выпили.

– Вам известно – кому Баларгимов платил деньги? – спросил я.

– Нет. – Касумов не поднял глаз. Старик тоже смотрел куда-то в сторону.