Он поглядел на нее, попробовал, как она зажигается.
— Хорошо работает, — сказал он и протянул ее мне.
— Подари ему, подари, — громко зашептал Виталька.
— Возьмите ее, — сказал я, хоть и жаль было расставаться, но не забирать же ее назад после Виталькиного шепота: военный-то, конечно, все слышал.
— Спасибо, — сказал он, — у меня зажигалка есть. Правда, не польская, но работает не хуже. Сынишка сделал. — Он достал свою зажигалку, закурил. — Где ж ты таких белых насобирал? — спросил он у Витальки.
— Да там, — кисло ответил Виталька и махнул рукой.
Вот и осталась зажигалка у меня, потому что в лесу мы больше никого не встретили. Валялась она без дела в моем ящике (дома у нас курящих нет), а потом я взял да и подарил ее приятелю отца — полярному летчику…
Я опять перевернулся на живот и стал смотреть в окно. Темнотища. Ни одного огонька. Наверное, мимо леса поезд идет.
Нет, это были чепуховские неожиданности. И без той пятерки по алгебре вполне я мог прожить, и польская зажигалка тоже была ни к чему. А вот поехать вдруг в Москву — это да! Это чудо.
Если разобраться, может, и не очень-то чудо. Почти весь наш дом едет в Москву на гастроли. Взрослые, конечно. Ну, о Тане говорить нечего. Таня будет выступать в «Русалке». Но Виталька…
Здорово он все придумал!
Действовали мы по такому плану.
Я упрашивал своих родителей:
— Ну пустите меня… Всего на недельку… Раз, два — и я вернусь.
— Рано тебе самому разъезжать, — говорили родители,
— Ну да, рано! Все вон едут, а я нет.
— Кто это все?
— Таня едет, Виталька едет… — начинал перечислять я. — Им можно, а мне нельзя?
Виталька то же самое говорил у себя дома: «Все едут, а я нет». — «Кто все?» — «И Таня одет, и Эдька едет…»
Виталькины родители «сломались» раньше: у них в Москве были родственники, поэтому «глаз за ним был обеспечен» (так выразилась моя мама).
Я хотел было сказать, что мне никакой «глаз» не нужен, но вовремя спохватился.
— Ладно, — проговорил я, — пусть и у меня будет «глаз». Я на все согласен.
И тут выяснилось, что нет в Москве для меня подходящего «глаза».
— Ну к кому же ты поедешь? Ведь не к тете же Гекте, — сказала мама.
— Хотя бы! — воскликнул я, хватаясь за эту мысль как за соломинку. — Что она, не родственница, что ли?
— Весьма отдаленная, — вставил два словечка папа, оторвавшись от электробритвы.
— Сестра жены моего двоюродного брата, — уточнила мама. — Даже не знаю, как назвать эту степень родства.
— Короче говоря, некто Жуткина, — сострил папа.
В другом случае я бы тоже как-нибудь пошутил (фамилия тети Гекты была Уткина), но сейчас это могло лишь повредить мне.
— Старо, — заявил я. — И вообще тетя Гекта отличная тетка, и она меня любит, просто обожает.
— Особенно после того, как ты выкрасил губной помадой ее голубое пальто, — вспомнила мама давнюю историю.
Что верно, то верно. Но ведь мне тогда было три или четыре года. И пальто я стал перекрашивать не со зла, а как раз наоборот: хотел сделать что-то приятное этой нарумяненной тете, от которой вовсю пахло духами.
— Она давно об этом забыла, — сказал я. Папа опять отвел бритву от подбородка.
— Боюсь, — проговорил он, — что это твое заблуждение. По-моему, она настолько хорошо все помнит, что уже лет десять не показывается у нас.
— А письма-то шлет.
— Письма что! А приезжать не приезжает, — поддержала мама отца. — Да и мы у нее никогда не были.
— А в письмах приветы и поцелуи, — не сдавался я.
— Поцелуи имеют свой смысл не в письмах, — заметил папа.
— Виктор! — строго произнесла мама и переключилась уж на совсем другую тему. — Учти, — сказала она мне, — такая поездка дорого стоит. А ведь мы в отпуск собираемся.
Я видел, что родители уже готовы были признать тетю Гекту моим «глазом», — и вдруг все лопалось из-за каких-то денег.
— Деньги будут, — выпалил я, не подумав.
— Интересно откуда? — Папа даже бриться перестал.
Нужно что-то ответить. Но что?…
— Не покупайте мне подарки на день рождения, — придумал я и сразу же понял, как это нескладно: день рождения-то у меня зимой.
Папа и мама взглянули друг на друга и рассмеялись.
— Как ему хочется поехать, — сказала мама.
— Мне тоже хочется. — Папа никак не мог справиться со своими висками.
— Вот и поезжайте, — сказала мама. — Я без вас тоже отдохну.
— Отпустить его, что ли? — размышлял папа вслух. — Тогда и отдохнем вместе.
— Ура! — закричал я, выхватил у него электробритву и стал натирать ею отцовскую щеку с бешеной скоростью.
Когда я очень радуюсь, я могу выкинуть что-нибудь сумасшедшее.
— Не поедешь никуда, — отпрянул от меня папа. — Что за выходки?
Но я знал, что это он просто так, для пущей важности.
И вот я еду в Москву. Конечно, не из-за Тани еду. При чем тут Таня? Я ведь столько слышал и читал о Москве. Ну а если б Таня ехала в Магадан? Про него-то я почти ничего не читал и не слышал…
Поезд наш встречали цветами.
Во время пути я стал чувствовать себя частичкой поезда: все мы ехали, все мы чего-то ожидали, все волновались. И теперь мне казалось, что это и меня встречают люди, собравшиеся на перроне. И мне тоже они улыбаются, и мне тоже принесли они цветы.