Зеленое солнце

С ним он тоже почти прекратил общение. Так оказалось проще — только поручения выдавать.

— Вам лучше знать, — отозвалась Милана, пряча напряженность под напускной легкостью. Это он почувствовал безошибочно. Он сам генерировал эту напряженность между ними, но ничего не мог с собой поделать. И перестать смотреть на нее тоже не мог, если уж она тут, перед ним.

— Да я вообще все про него знаю. И про его жизнь, и про его характер. И всего этого достаточно, чтобы понимать, что тебе стоит быть с ним осмотрительнее, Милана.

— Ни про кого нельзя знать всего, — с вызовом сказала она и сделала шаг в сторону, стремясь обойти Стаха, чувствуя и опасение, и неприязнь одновременно. Стах отзеркалил ее движение, перегораживая неширокую дорожку как путь к спасению. Заводился все сильнее, и она это видела. Но в то же время — ни единой эмоции на его лице, чтобы подтвердить, что это так. Снаружи он был холоден.

— Нельзя, — вслух согласился с ней Стах. — Именно поэтому надо, чтобы ты знала. Назар не тот человек, с которым стоит общаться девушке, вроде тебя. Не заиграйся, потому что тебе игра, а он над собой контроль теряет. И я это вижу.

— И что же вы видите?

— Что он слишком горячий. Настолько, что однажды рискует оказаться в тюрьме, если его не сдерживать. Уже бы оказался, я его только чудом вытащил. В шестнадцать лет он чуть не убил собственного отца только потому, что разозлился. Ты уверена, что это тебе подходит? Потому что Сане не подходит точно, да и я не хочу выносить этот сор из избы.

Милана вздрогнула, будто Шамрай ей объявлял приговор, а не племяннику. Потому не сразу нашлась, что ответить. Слишком молода была против Стаха, и хоть и имела зубы, и кусаться умела, но в их противостоянии — преимущества были не за ней. Впрочем, свои позиции она все же удерживала.

— То есть папе вы пока не жаловались, да? — уточнила она, отступая от Стаха, чтобы сохранить дистанцию.

— Милана, я не изверг и не урод, даже если тебе кажется, что это не так. Я желаю тебе добра. Да и Назару тоже. И лезть не собираюсь, тем более, через твоего отца. Но именно поэтому говорю — вы друг другу не подходите. Ничем хорошим это не закончится. Хотя решать что-то все равно тебе.

— Тогда я пойду… — она растянула губы в деланной улыбке, — решать. Можно?

Стах с трудом оторвал от нее взгляд. Дошло. Отодвинулся и освободил ей дорогу.

— Хорошего дня, Милана, — пожелал он ей.

— И вам, — прошелестела она и проскочила мимо него — в дом, а потом в комнату, где можно было спрятаться, и где можно было подумать. По дороге быстро отыскала в телефоне контакт Назара, но сразу и одернула себя. Не говорят о таком по телефону. Да и Стах — не тот человек, которому она доверяет, он что угодно может наговорить, даже если в его словах и есть правда. И все же до самого вечера, пока торчала в поместье, и потом, пока ждала Назара в домике его бабушки, постоянно возвращалась к тому, что сказал Шамрай. Сама она знала слишком мало, и скорее могла лишь предполагать. А это было неправильно по отношению к Назару, все равно что гадать на кофейной гуще.

Милана задумчиво рассматривала коричневую жидкость, остывающую в чашке, которую она держала в руках, когда скрипнула калитка. Она подняла голову, облегченно выдохнула, отставила в сторону недопитый кофе и спешно пошла по дорожке навстречу Назару. Он мчал к ней, уставший, но, кажется, даже не замечающий своей усталости, а когда они наконец встретились на середине пути, потянулся за поцелуем.

Потом она кормила его ужином, поила чаем, слушала его рассказы, говорила сама. А в сумерках они ушли на речку, что стало уже привычкой — заканчивать вечер у воды. Когда можно было молча сидеть, прижавшись друг к другу и слушая звуки начинавшейся ночи.

Они расположились на пирсе, свесив ноги с бревенчатого настила. Натянув на мокрое тело футболку Назара, Милана удобно устроилась в его руках. Где-то вдалеке резко крикнула ночная птица. Милана повернула к нему голову и негромко проговорила:

— Мне сегодня Стах рассказал, что когда-то вытащил тебя из тюрьмы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Назар быстро глянул на нее, всего на секунду, но она почувствовала, как руки его напряглись, и как напряглось все тело, до этого спокойное и расслабленное.

— В смысле — рассказал? — с трудом проронил он.

— Сказал, что ты отца избил. Сильно.

От этого ее уточнения он побледнел. Обычно, когда смущался, то пятнами шел, а тут — побледнел. Не смутился, нет. Медленно разжал руки, выпуская ее из объятия, и ответил:

— Было дело.

— Расскажешь? — попросила она, не отстраняясь.

— Да что тут рассказывать… правда было. Долбанул так, что в башке что-то повредил, и он в кому впал. Еле откачали.

Она вглядывалась в его лицо, словно пыталась разглядеть то, что случилось много лет назад.

— Ты никогда не говорил об отце, — сказала Милана и снова устроилась у него под рукой, возвращая себе его объятие. — Где он сейчас?