Солнце, уходя уже совсем низко к горизонту, почти ложась на него, тускнело и больше не слепило. Его алые всполохи на поверхности воды играли с сознанием, чуть путая мысли. И совпадали оттенком с цветами на рукавах Миланкиной сорочки. Оттеняли ее кожу, и он почти не мог оторвать глаз от линии ее плеч и ключиц. Хотелось положить на них ладони, пальцами ощутить гладкость, скользнуть по спине, задевая каждый позвонок. Приникнуть губами к шее, вызывая дрожь и мурашки в ее теле, а потом прижать к себе, сильно и жарко, чтобы уже ребрами чувствовать мягкость груди, остроту сосков, понимать, что она отзывается на его прикосновения.
И все эти вспышки желания Назар гнал от себя, боясь поспешить и натворить дел. Довольно того, что они говорят. И что они вдвоем. И что она, вроде бы, тоже довольна, как та пичуга, требующая добавки в траве.
— А ты много где заграницей бывала? — спрашивал он, впервые не наталкиваясь на стену ее деловитости, от которой чувствовал себя дураком.
— Можно сказать, что много, — сказала Милана, отвлекаясь от птицы. — Меня с детства родители возили, теперь сама езжу. Сейчас вообще-то я тоже должна была быть в Испании, но папа решил иначе.
— Строгий он у тебя?
— Да по-разному бывает. Иногда строгий, иногда любое желание исполняет, — пожала она плечами и рассмеялась: — А иногда к нему просто нужен правильный подход.
— Значит, ты не нашла к нему подхода на этот раз? За что вообще девушек ссылают вместо Испании в Рудослав?
— За то, что поступают по-своему. Ну это в моем конкретном случае, — Милана подняла глаза на Назара, потом огляделась по сторонам. — Хотя вот именно сейчас мне даже нравится. Интересно. Я никогда не бывала раньше на народных праздниках, ни у нас, ни заграницей.
— Да обычный массовый пикник на природе. Старики еще традиции помнили, а мы так… в общих чертах. Мне баба Мотря рассказывала, она и купальский венок со свечой на воду пускала с подружками. Ее долго, дольше всех плыл и… представляешь, доплыл отсюда и до самого выгона на замостье, где как раз Шамрайские земли начинались когда-то. Ей тогда так и сказали, что на тот берег замуж пойдет, а она не верила. У них с дедом разница была большая, да и женат он был тогда.
— А моя бабушка, чтобы заставить меня каши есть, убедила меня, что иначе я вырасту некрасивой. Чаще всего кукурузную варила, еще и шкварки в нее добавляла. Было вкусно, но не так как у вас. Хотя, наверное, невозможно сделать одинаково.
— Конечно, невозможно! Где ни будешь есть — везде по-разному будет. Можно еще грибы класть. А видов грибов много, и все отличаются. А еще брынзу. Вот моя баба Мотря делала самый вкусный на свете банош, но у нее обязательно козий сыр был. Есть люди, которые прямо смотреть на него не могут, да и в двух соседних хозяйствах он по вкусу получается совсем непохожий. У коз породы разные, едят они тоже разное, хозяйки все свои секреты приготовления имеют. Кто-то из коровьего молока брынзу кладет и не парится. Кто-то магазинную, а кто-то овечий добывает. И чем дальше в народ, тем сильнее диковинки. Вот я в армии служил, так там городские вообще из каш знали только овсянку и манную. Тебе еще повезло с бабушкой!
— А ты откуда столько знаешь? — спросила Милана, ошалело слушая его кулинарную тираду.
— Ну так… простой сельский парень, — рассмеялся Назар, а потом спешно добавил: — У меня мать только сейчас вся такая хозяйственная, а раньше… дядя Стах обслуги в доме столько не имел, когда они в Кловске жили, мама готовить не любила, моталась по всяким выставкам или в отпуска, и часто спихивала меня к бабке. Ну а мне жрать что-то надо было? Пришел как-то к бабе Мотре и говорю: а давай ты меня научишь, чтобы мама тоже вкусно ела? Потому готовить я умею и даже говорят, что неплохо.
— Ого! А я только макароны умею, и то… so-so, — неожиданно она сунула свой любопытный нос в его тарелку и спросила: — А это что? У меня такого не было.
— Ты ж сказала, что не будешь. Кнедли это! Из картошки! Ну как ленивые вареники, но в соусе.
— Ты б сразу объяснил по-человечески! — возмутилась Милана и, не успел он и глазом моргнуть, как подцепила вилкой кнедлик и сунула в рот. Скорчила умильную рожицу и пробормотала: — Вкусно!
— Еще б невкусно! — хохотнул он, автоматически протянул ладонь, чтобы вытереть уголок ее губ, на котором осталась белая капелька, и только потом понял, что делает, когда уже дотронулся, и так и замер, держа большой палец у ее рта, а остальными чуть касаясь подбородка. Потом неловко отдернул руку и пробормотал: — … сметана с жареным луком — всегда… вкусно.
— Ой, дети, и вы пришли! Назарчик! Что ж ты не говорил, что Милашечку позовешь! Надо было всем вместе! — раздалось в этот момент прямо над их головами, что заставило Назара вздрогнуть и наконец оторвать взгляд, примагнитившийся к лицу Миланы, вверх, туда, где над ними возвышалась мама, хоть и ростом невеличка, но против них, сидящих, в несколько более выгодном положении.
— Тебе некогда, на тебе вся организация, — ответил Назар.