Зеленое солнце (СИ)

— И что? — вскинула Лянка брови, а потом ее осенило: — Ох, Назарчик, совсем забыла тебе сказать — там же мужики когда после твоего отъезда аппаратуру подключали, то что-то так хрипело и рипело. Боюсь, как бы не повредили, нам еще назад в ДК это все возвращать. Пойдем, глянешь.

??????????????????????????- Ма, и в ДК есть кому посмотреть, ну при чем тут я!

— Но Назарчик! Ты же в этом немножко понимаешь!

— Ты предлагаешь вырубить музыку, пока я буду разбираться? Играет? Играет! Вот пусть дальше играет.

Ляна обиженно поджала губы и снова повернулась к сыновьей спутнице:

— А тебе, Миланочка, нравится?

— Ага, — сосредоточенно продолжая жевать, сообщила та, — интересно. Весёленько. У вас всегда так?

— Нет, — пожала Ляна плечами, — но в ночь на Купала — как правило именно так. Какая блузка у тебя красивая. Не очень-то традиционная, но тебе идет. Только плечи больно открытые, комары покусают.

— Ма! Как нравится, так и одевается! И комаров здесь нет!

— А по-над речкой — тьма, неба не видно!

— Это… это что-то значит, да? — озадаченно подала голос Милана.

— Загрызут! Давай платок тебе принесу, — со всей заботой обратилась к ней Ляна.

— А-а-а, — облегченно выдохнула Милана. — Нет, не надо. Спасибо вам, Ляна Яновна. Если надо будет — мы сами что-нибудь придумаем.

— Да, ма, мы сами разберемся, — стремясь поскорее от нее избавиться, подхватил Назар.

— Ну смотрите… разбирайтесь… а то и так все шеи уже на вас посворачивали, — вдруг буркнула Лянка и, развернувшись, помчалась к сцене, возле которой было еще и что-то вроде «штаба организаторов».

На несколько секунд стало тихо. Даже колонки и правда вырубились, зато тонко-тонко зазвенели бабьи голоса в стороне, гораздо ниже по реке, выводя до кома в горле красиво:

Калина-малина стукает-гукает
Молодой Иванко
Деревце рубает
Калина-малина стукает-гукает
Молода Марыся
Ветки собирает
Калина-малина стукает-гукает
Ветки собирает
Он ее пытает
Калина-малина стукает-гукает
Любишь ты меня?
Выйдешь за меня?
Калина-малина стукает-гукает

— Не обращай внимания, иногда на нее находит, — резко проговорил Назар. — Когда поступаю по-своему. Но меня ссылать некуда, я и так в Рудославе.

— Ну да, — улыбнулась она, внимательно разглядывая парня. А потом снова врубили колонки, и, кажется, дело было вовсе не в их неисправности. Просто принимали заявки, что поставить дальше.??????????????????????????

«Аня, Аня, не пялься ты на них! Перестань! — Надин возмущенный голос не долетал сквозь музыку слишком далеко, но именно так раз за разом она повторяла побледневшей лучшей подруге, когда у той задрожал подбородок и заблестели глаза. — Давай лучше уйдем, что тут делать?»

Но Аня ее не слышала, прицепилась к опешившему Надиному мужу и горячо просила:

«Лукашик, пожалуйста, подойди к нему, а! Позови к нам».

«Анют, ну как ты себе это сейчас видишь? Не один же он», — растерянно озирался Ковальчук, которого жена уломала сюда явиться только затем, чтобы помирить Аню и Назара, потому как «между ними кое-что произошло, и они запутались». А оно… вот как, значит, запутались.

«Ну и пусть, приведи!» — настаивала Аня, ничего не желавшая замечать.

«Хватит, возьми себя в руки, что люди скажут?»

Ей было все равно. Она ведь тоже видела только Назара. Смотрела только на него и сама ни за что не смела приблизиться. Из всех на свете людей только его гнева она боялась — что ей за дело до прочих?

А люди говорили. Говорили. Конечно, говорили, жаля и не жалея. До тех пор, пока она не рванула прочь узкой дорожкой вдоль реки, желая только одного — исчезнуть в темноте, начинавшей скрывать землю в эту особенную Купальскую ночь.

***

Теперь уже небо казалось густой вязкой темно-фиолетовой пропастью, в которой едва-едва начинают проглядывать звезды, а река отражала не закатные лучи, а искры огней с берега, где горели костры, вокруг которых сейчас творилось главное действо. Молодежь подтягивалась со всех сторон, кто потанцевать, кто хоровод поводить, кто посидеть у огня.

Пламя — манит. Мотыльки летят на него, не в силах перестать, даже когда уже гибнут. Да и человек перестать не может, как ни болят глаза.