Зеленое золото

Хельми не ответила — знай катала носком сапога какой-то камешек. Тут на дороге появились люди, от которых они только что ушли. Кое у кого были обвернуты вокруг пояса двуручные пилы. Проходя мимо, они многозначительно переглянулись, а бородатый сказал как можно громче:

— Воркуют… То-то они так дружно на нас накинулись.

Хельми вскочила.

— Идиот! Вот они какие, мужчины. — И кинулась в лес.

Реммельгас побежал следом, и вскоре они добрались до своих велосипедов. Всю дорогу Хельми так гнала, что он едва поспевал за ней, а когда они добрались до конторы, то девушка, прощаясь, даже не взглянула на него.

— Спокойной ночи. Спасибо за указания. Впредь постараюсь быть повнимательней. А насчет вывозки не думайте, не ваша печаль. Как-нибудь и сами сообразим! А то еще поседеете до срока из-за чужих забот…

Реммельгас не спеша поехал домой. «Вольно же людям так распускать языки! — думал он. — Сколько из-за этого бывает расстройств, недоразумений, свар: не будь этого бородатого, так они бы всё обсудили и, наверняка, додумались бы до какой-нибудь полезной идеи. До чего ядовито она сказала: „Уж как-нибудь и сами сообразим!“ Что ж, соображайте сами, только поскорей. Мне же забот меньше!»

А забот у него хватало, хоть он и не решился сказать об этом Хельми. Он и думать забыл о странностях ее характера да о неурядицах на лесопункте, так он был занят в последующие дни. Для лесничества наступало самое горячее время: нужно было засадить лесом сто двадцать гектаров вырубок, пустошей и полян. Лесники озабоченно покачивали головами. Питкасте грозился, что запьет с отчаянья. На полях кипела посевная, колхозы и слушать не хотели о том, чтобы отпускать людей на лесопосадки. Председатель сельсовета лишь разводил руками, но Реммельгас не давал себя обескуражить. Конечно, с колхозов был спрос небольшой. Там каждый человек и каждая минута были на счету. «Раз лес торопится, то и нам надо торопиться», — говорили крестьяне. А лес в одну из ночей вдруг оделся листвой, начала буйно цвести черемуха.

Да, дел было невпроворот, но Реммельгас все же выбрал время, чтобы сходить и в Сурру. Уходя из лесничества, он сказал бухгалтеру, что ему надо посмотреть, как дела с лесопосадками. Тот лишь усмехнулся: знаем, мол, в чем суть, — хоть и не ваше дело проверять, как там с семенами, но разве на Питкасте можно положиться? Реммельгас поторопился уйти.

Они высчитали с Нугисом, сколько потребуется семян, сколько наберется в питомниках и на откосах канав еловых и сосновых саженцев. Взвесив запас Нугисовых семян, они выяснили, что на посев в Сурру их хватит с избытком.

— Не одолжите ли другим лесникам? — спросил Реммельгас.

— А где они сами были зимой? — проворчал Нугис.

— Им придется сеять намного больше, чем в Сурру.

Сосновые семена, гладкие и коричневые, потекли между шершавых пальцев Нугиса. Он задумчиво сказал:

— Но на будущий год мне понадобится больше…

Реммельгас рассмеялся.

— Однако вы осторожны и дальновидны. Не беда, следующей зимой мы все будем запасливей, соберем больше.

Старик согласился. Они пошли на вырубку, где люди уже подготовили посевные площадки: половина участка была покрыта двухметровыми пятнами взрыхленной земли. Реммельгас удовлетворенно улыбнулся. Он хорошо помнил, каким серьезным и молчаливым был Нугис на последнем занятии мичуринского кружка, когда Реммельгас рассказывал о новейших методах выращивания леса. Хоть лесник тогда и держал в руке огрызок карандаша, но он ни разу не коснулся им бумаги.

— Почему вы ничего не записываете? — спросил лесничий.

— Зачем! — буркнул лесник. — И так запомню…

А теперь они зашли в баню при сторожке, в которой лесник лущил зимой шишки, и Реммельгас увидел там бидон с известью и малярные кисти. Да, похоже было на то, что старик слово в слово запомнил урок, хоть и не записал его.

— Решили попробовать? — спросил он и показал на известь.

— Да. На одном квартале. Там у меня трава стеной стоит…

Злейший враг лесов — хвойка. Она накидывается на свежие вырубки, и потому их оставляют незасаженными года два-три. Но тогда приходит другая беда: трава входит в силу, заглушает лесные посевы, душит побеги. Значит, следовало бы сажать или сеять в первый же год после рубки, когда травы еще мало. Чтоб отпугнуть хвойку от побегов, лесничий посоветовал окунать корни саженцев в известь. Лесники недоверчиво качали головами. «Поможет ли это?» — усомнился Килькман. «Известь обожжет корни», — решил Питкасте. Лишь Нугис ничего не сказал. Он вертел в пальцах карандаш и с жадным вниманием ждал продолжения лекции. Но кругом все еще спорили и не давали слушать, пока старик не цыкнул яростно: «Да заткнитесь же!»

Да, старик хорошо усвоил урок: у него все было готово к севу, хоть он ни разу не просил ничьей помощи. Не то что у других, например у Тюура. Тот не переставая плакался: рабочих мало, семян нет, кочки срезать нечем, в лавке уже восемь лет как не было извести — самому ее, что ли, обжигать. Без конца он выпрашивал в лесничестве то одно, то другое, но до сих пор так и не подготовился к севу.