Зеленое золото

— Не должно быть никакого разрыва между теорией и практикой, — сказал секретарь, и голос его зазвучал строже. — Вы отвечаете за то, чтоб и в Туликсааре не срубали в год ни на один фестметр больше чем следует. К осени я непременно приеду и проверю, как там у вас дела по части согласования теории с практикой.

Реммельгас колебался, говорить ли ему или нет о порочной практике Куллиаруского лесопункта? Был ли секретарь в курсе дела? Вряд ли Осмус уже успел побывать здесь. А раз так, то некрасиво критиковать его взгляды, пока он не изложил их сам. Да и не было, в сущности, оснований думать, что Осмус в конце концов не сдастся. Впрочем, Реммельгаса удержало не столько это, сколько уверенность в том, что его наверняка спросят: а как будет обстоять дело с вывозкой? Возможна ли, реальна ли она при новых условиях? Реммельгас так и не успел прийти к какому-нибудь определенному решению, потому что секретарь уже перешел к другому вопросу.

— Никто из вас обоих ни слова не сказал о болоте Люмату, о реке Куллиару, о ежегодных паводках. — Он слегка усмехнулся. — Про запас небось бережете — на закуску.

— Какой там про запас, когда житья от них нет, — вырвалось у Тамма.

— Только тут у нас опять теория с практикой расходится, а желания с возможностями, — добавил Реммельгас.

— Ишь как вас за живое забрало! — Брови секретаря поднялись, но во взгляде мелькнуло одобрение. — Вода — она такая мокрая да холодная, а вы вдруг прямо загорелись. Раз главные трудности связаны с мелиорацией, то с нее и начнем. Очевидно, вы тут являетесь главным инициатором? — обратился он к Реммельгасу.

Реммельгас достал из портфеля и расстелил на столе карту Туликсаареского района. Секретарь взглянул на нее совсем мельком, что не ускользнуло от лесничего, который сразу вспомнил о том, как Тамм ворчал по дороге о верхоглядстве да о головомойках. Секретарь не производил впечатление поверхностного человека, но тогда откуда же это явное безучастие к реке Куллиару?.. Все равно, едва ли в ближайшее время представится более благоприятный случай объяснить партийному руководству, в какой они зашли тупик. И торопливо, словно боясь, что его прервут, немногословно, насколько умел и насколько позволяла сложная тема, Реммельгас рассказал обо всем, что они с Таммом за последние недели предприняли в связи с планами по углублению русла Куллиару. Секретарь откинулся на спинку стула, он не торопил и не останавливал рассказчика, глаза его были полузакрыты, и у Реммельгаса не было полной уверенности в том, что его действительно слушают. Уж не задремал ли Койтъярв?

— В общем, увязли, как утки в тине, — закончил Реммельгас. — Ни вперед и ни назад.

Веки секретаря поднялись, и Реммельгас ощутил на себе такой внимательный, живой и заинтересованный взгляд, что устыдился своего подозрения.

— Вы говорите — одиннадцать тысяч гектаров? — спросил Койтъярв.

— Одиннадцать тысяч, — ответил Реммельгас, как бы ощущая всю весомость этой цифры.

Секретарь достал из ящика стола свернутую карту и разложил ее поверх чертежей Реммельгаса.

— Придержите-ка ее, чтоб не скручивалась, — попросил он Тамма и Реммельгаса. — Узнаете? — Он показал на карту.

Еще бы им не узнать! Ведь это была карта реки Куллиару. Не только нижнего ее течения, как на крохотной по сравнению с этой картой Реммельгаса, а всего бассейна. От самых истоков, извивающихся, словно ниточки, по дремучей чаще, от лесного ручья — до уже довольно широкой реки, которая выходила на поля, разливалась там и возвращалась в лес, где ныряла в болото Люмату, протекала сквозь Кяанис-озеро и, сделав размашистую петлю у Туликсааре, устремлялась вниз к морю.

— Куллиару! — пробормотал Тамм.

— Да, это Куллиару вместе с Люмату, с Кяанис-озером и со всеми остальными своими водоемами. — Секретарь побарабанил пальцами по карте. — Вы ошиблись, товарищ лесничий, сказав, что, снизив уровень воды в Куллиару, можно осушить одиннадцать тысяч гектаров полезной площади. Нет, не одиннадцать, а пятьдесят, а то и все шестьдесят тысяч гектаров земли заболочено или заболачивается из-за разливов Куллиару. Или, если говорить конкретнее: на пятидесяти тысячах гектаров не растет ни сено, ни лес, не говоря уже о хлебе, — из-за вашей стремнины, или, как выразился лесничий, «из-за пробки у Варью». Вы с вашей пробкой у Варью мешаете росту многих колхозов и лесничеств, товарищи туликсаарцы.

Это прозвучало как обвинение. И Тамм с Реммельгасом в самом деле почувствовали себя виноватыми. Они заботились о своем колхозе, о своем лесничестве и, наконец, обо всем Туликсааре, но оказалось, что Куллиару вредит не только им, но и всему уезду, а они этого не видели.

— Правда ваша, — сказал Тамм, опустив голову, — но что мы одни можем?

— Вручную, пожалуй, нам не углубить и не выпрямить реки, даже рискованно за это браться, — поддержал друга Реммельгас.

Секретарь отпустил края карты, дав ей свернуться, и снова спрятал ее в ящик стола. Потом он подошел к гостям, и Реммельгасу показалось, что уголки его глаз хитро прищурены. Но, может, он ошибался?..

— А вам бы хотелось? — спросил он, поглядывая на обоих.