Зеленое золото

— Я не нуждаюсь в ваших проповедях. Я стою на страже интересов своего лесопункта.

Реммельгас взял портфель.

— Мне хотелось обратить ваше внимание на опасность положения…

Осмус остановился прямо перед Реммельгасом. Сощурив глаза, он процедил сквозь зубы:

— Тем, кто вставал Осмусу поперек дороги, всегда приходилось жалеть об этом…

— Это что, угроза?

Осмус криво усмехнулся:

— Вы сами начали с угроз…

— Я принес вам поесть, — раздался вдруг голос Нугиса.

Старик стоял в дверях с бидоном молока в одной руке и тарелкой масла в другой. Он вошел уже давно, в самом начале ссоры, и несколько раз порывался вмешаться, но где там! Пока он собирался с духом, те двое так и сыпали словами, — вот и поругались. Вид у старика был расстроенный: он терпеть не мог ссор да перебранок и сейчас даже струхнул. Осмус был вспыльчивым человеком, Нугис это знал, да и лесничий был не из робкого десятка. Не зная, что сказать, он повторил:

— Да, поесть… Готовить у нас теперь некому, только и могу предложить, что молоко да хлеб…

Молча поели. Нугис не садился; он то входил, то выходил из комнаты, а по пятам за ним бегали Стрела и Молния.

Потом Осмус поднялся и на прощанье сказал Нугису:

— Еще раз говорю: продай свою речную разбойницу.

— Разбойницу! — рассердился Нугис. — Кирр ловит рыбу, но сама ее не ест, мне приносит.

Он и слушать не хотел о продаже.

Осмус и техник уехали. Реммельгас остался ночевать в Сурру, чтобы на следующий день проверить, как ухаживают за саженцами. Долго сидел он на скамье под яблоней. Солнце скрылось за деревьями, и стало свежо. Легкий порыв ветра пробежал по лесу, и по зарослям пронесся тихий шепот. Кукушка оживилась и куковала не переставая. Реммельгас сосчитал до двадцати пяти, потом бросил. За домом во ржи заскрипел коростель.

— «Речная разбойница»!.. — проворчал Нугис, проходя мимо Реммельгаса. — Это Кирр-то — разбойница!..

Так как лесничий ничего не ответил, он добавил тише:

— Вот сам он действительно разбойник. Ух, и злющие были у него глаза, когда вы тут спорили, съел бы он тебя с потрохами, если б мог.

Как раз об этом думал и Реммельгас. Сегодняшний спор был необычным, речи Осмуса дышали ненавистью, сдерживаемой до сих пор, словно сжатая пружина.

— Мало ли что сгоряча сорвется, — успокоил он себя и лесника.

— Осмус давно мне знаком, и я не слепой. Он сегодня на загнанную лисицу был похож. Такая того и гляди в глотку вцепится. Нет, с ним надо ухо востро держать… Цеспроста он с такими плохими людьми дружит.

Реммельгас улыбнулся.

— Спасибо за предостережение. Буду о нем помнить. Только мне кажется, что Осмус одумается и еще попросит у меня прощения за сегодняшнее.

— Как же, дожидайся! — буркнул Нугис.

Тут Реммельгас счел возможным спросить об Анне. Лесник ответил уклончиво:

— Сказала, что едет в город…

— Завтра не вернется?

— Наверно, нет.

Не в обычае Нугиса было болтать о своих семейных делах. «И без того все узнается», — говорил он обычно. И на следующий вечер Реммельгас покинул Сурру, не повидав Анне.

Он и Осмус подготовили материалы о новых лесосеках, дополнили их своими соображениями и отослали все данные в министерство. Реммельгас рассчитывал, что его вызовут для устных объяснений, но этого не произошло. Зато недели через две приехал секретарь уездного комитета партии Койтъярв с тремя-четырьмя работниками лесхоза и леспромхоза, что немало удивило Реммельгаса.

Койтъярв держался холодно и сдержанно, его суровое лицо ни разу не осветила улыбка.

— Я обещал навестить вас, — сказал он, здороваясь, — давно собирался приехать, только вот не думал, что мне придется контролировать вашу деятельность.

— Контроля я не боюсь…

— Надеюсь, надеюсь. Мы начнем с вас, поскольку на лесничество много жалоб, а потом расследуем и работу лесопункта.

— Это в связи с нашим совместным рапортом о лесосеках?..

— Если бы только это!

— Что же еще?

— Услышите. Имеется целый ряд жалоб на вас, как подписанных, так и анонимных.

— И вы принимаете их за чистую монету?

— Я хочу их проверить. Жалоб на вас собралась такая груда, что можно прийти лишь к двум выводам: либо вы сумели всех нас провести, либо под вас кто-то подкапывается.

Реммельгас весь кипел, он едва сдерживался. Директору лесхоза, прибывшему с бригадой, он сказал с обидой:

— Наградили, нечего сказать…

Директор лесхоза посмотрел в сторону и буркнул:

— Заварил же ты кашу, только держись…

— Какую кашу?

— Чего ты злишься? — Директор пожал плечами. — Еще успеешь объяснить нам, кто здесь правый, кто виноватый.

Реммельгасу стало горько: вот она, благодарность! Сам все время поддерживал его, одобрял, ставил в пример другим. «Реммельгас настоящий борец за будущее нашего лесного богатства, нашего зеленого золота», — разве не такие слова были сказаны на последнем производственном совещании? «Заварил кашу»! Пока дела идут хорошо, все ласковы, все к тебе льнут, похлопывают по плечу, хвалят и превозносят, а едва уверенность поколеблется, как они поворачиваются спиной, делают вид, что их дело сторона, да еще насмехаются…