— Вот как? — Койтъярв поднял брови. — Где же оно?
— В моем письменном столе…
— Так-так, — задумчиво протянул секретарь. — В письменном столе, значит. А почему не в руках у представителей власти?
— Стоило ли им заниматься?.. Мальчишеская выходка, и все…
— Какая близорукость! — Секретарь стукнул рукой по столу. — Эти бандиты ни с чем не считаются, еще немного — и сейчас было бы уже слишком поздно… разбирать жалобы на вас. Неужели вы сами не понимаете, что наиболее тяжелым, наиболее серьезным из всех обвинений против вас было обвинение в сговоре, в сообщничестве с врагом народа? А тут угрожающее письмо Тюура… Ведь оно снимает подозрение. Ну, пойдем в вашу канцелярию, там есть телефон.
Койтъярв позвонил по телефону Рястасу, а потом в милицию и договорился насчет сторожевых постов. Реммельгас долго рылся в своем столе, прежде чем разыскал на дне ящика скомканное письмо Тюура. Койтъярв тщательно расправил его и положил в свой бумажник.
— Теперь о вашей безопасности… — обратился он к Реммельгасу.
— Не беспокойтесь, — возразил тот. — Я теперь буду осторожен.
— Этого мало, — проворчал Койтъярв, — ведь такая гиена не нападет в открытую.
— Все-таки не надо приставлять ко мне охрану, — рассмеялся Реммельгас. — Я пойду провожать Анне… товарищ Нугис.
— Неужели, товарищ Нугис, ночью, в такой час, вы пойдете домой через лес?
— Конечно, — ответила Анне. И Реммельгасу: — А тебе следовало бы остаться дома…
Реммельгас и слушать не стал возражений Анне, и оба они вскоре исчезли вдали, в темнеющем лесу.
Койтъярв задумчиво посмотрел им вслед и заказал еще один телефонный разговор с городом. Разговор был коротким, его поняли с нескольких слов.
Члены контрольной бригады погрузились в разбор дел лесничества, просмотрели все документы, сравнили записи в книгах. Койтъярв вызвал к себе людей, долго и подробно с ними беседовал.
Через день он вызвал Реммельгаса.
— Помните, весной я говорил вам в городе, что как-нибудь приеду в Туликсааре и вы мне расскажете о своем лесе. Я слушаю вас.
Реммельгас растерялся — он ожидал расспросов о Тюуре, об убитом лосе, но не о своих делах.
— Не знаю, что именно вас интересует…
— Все. Как вы возобновляете лес. Как снимаете. Как боретесь против заболачивания.
Реммельгас боялся, что рассказ его покажется Койтъярву скучным и тот быстро утомится, но прошло полтора часа, а его ни разу не прервали. Даже когда он кончил, Койтъярв все еще молчал и с задумчивым видом смотрел в окно.
— В какого великана превращается человек! — сказал он тихо. — Все хочет покорить, переделать по-своему, чтобы народу жилось лучше… Я просто заслушался вас, товарищ лесничий. Самому захотелось стать на ваше место.
— Чем бы ни кончилось расследование об убийстве лося, о покровительстве врагу народа и о прочих выдумках, я не прекращу борьбы за перевод лесосек в дальние районы. Если вы в этом вопросе станете на сторону Осмуса, я буду апеллировать в Центральный Комитет. Лес безгласен, сам он не может защитить себя от честолюбивых карьеристов…
Койтъярв так пристально посмотрел на Реммельгаса, что тот невольно опустил глаза.
— От вас прямо жаром пышет, — сказал он. — Теперь я начинаю понимать, почему люди так энергично защищают вас — вы всех тут зажгли. Знаете, вчера вечером ко мне явился поздний гость.
— Гостей к вам много ходит…
— Остальных я сам вызывал. Он один пришел незваный… Высокий такой, брови густые и лохматые, лицо словно медное, усы длинные, густые…
— Михкель Нугис?
— Он самый.
У Реммельгаса сердце оборвалось. Неужели старик пришел жаловаться? Нугис еще не свыкся, не примирился с мыслью о рубках в Сурру. Он боролся с собой, он даже поддерживал Реммельгаса, но сердце зачастую оказывается сильнее рассудка…
— Хотите узнать, о чем он говорил?
— Мы с Нугисом по-разному смотрим на размещение лесосек…