Зеленоглазка

– А я говорю тебе, что ты – лжец, – сказал он и пошел прочь от костра, задев плечом Дэна и перевернув табуретку. Все видели, как он вышел из лагеря, достиг соседнего костра, немного прошел, освещенный его пламенем, а затем начал спускаться вниз по склону Эврики, пока совсем не исчез в темноте.

У Розы вырвался вопль отчаяния. С перекошенным от гнева лицом она обогнула костер и подошла к Тому.

– Это ты во всем виноват! – крикнула она и, глядя на него с ненавистью, начала громко, истерически плакать.

Я не могла уснуть и все слушала, не пришел ли обратно Адам. Возле меня, разметавшись, лежала Роза, которой наконец удалось уснуть: теперь ее дыхание было глубоким и ровным. Я слышала, как вернулись Пэт и Син, а затем Ларри, и решила, что мне тоже пора засыпать.

И вдруг до меня донесся шепот:

– Эмми… Эмми!

Я сразу же поднялась, двигаясь осторожно, чтобы не разбудить Розу. Он лежал на земле у входа в палатку.

– Адам! Что случилось?

Из-за темноты я не могла разглядеть его лица – костер уже потух.

– Ты можешь помочь мне, Эмми? Я поранил руку.

Я потянулась за своей шалью.

– Сейчас иду…

Не задавая лишних вопросов, я подвела его к костру, зажгла свечу и загородила ее ящиком, чтобы свет не падал на палатки. После этого я опустилась на колени, а он протянул мне больную руку.

– Это ожог! – воскликнула я.

Я посмотрела ему в глаза, пытаясь найти в них ответ.

– Как это случилось?

Он пожал плечами вместо ответа.

– Сейчас я найду что-нибудь приложить.

Я поднесла свечу к ящику, где Кейт хранила лекарства. Как я и ожидала, он был заперт. Тогда я вернулась к Адаму и начала промывать рану. Ожог был очень сильным – внешняя сторона руки обгорела до черноты. Я обернула ее бинтами и после этого уже не могла больше сдерживаться, потому что он выводил меня из себя своим молчанием.

– Как это случилось? – спросила я снова настойчивым шепотом.

– Дрался, – ответил он, – не устоял на ногах и скатился в костер. Он еще подержал меня там…

– Том?

– Да… Том.

– Нужно было тебе с ним драться?

– Да… ты же знаешь. И в конце концов я завалил его.

«Ты дрался с ним из-за Розы?» – чуть не вырвалось у меня, но я спохватилась и хладнокровно продолжала наматывать бинт.

– Ну и что, тебе стало легче после драки?

– Нет, – сказал он удрученно, – ничего не изменилось.

– Так обычно и бывает.

Я продолжала с величайшей осторожностью забинтовывать руку, зная, что любое неловкое движение может причинить ему боль.

– Жалко, – сказала я, – только-только затянулся прошлый порез. Утром надо показаться врачу. Он посмотрит, чтобы все было в порядке, и сделает перевязку…

– Утром я уезжаю.

– Да, я знаю… надо успеть сделать это до отъезда. Нельзя откладывать перевязку до Мельбурна.

– Ты не поняла. Я совсем уезжаю. Больше я не вернусь в Балларат.

Я обессиленно опустилась на землю. До меня немедленно дошел смысл его слов – я всегда боялась, что когда-нибудь услышу их, и тем более мне было радостно, когда предчувствие не сбывалось и Адам с Ларри приезжали вновь. Эта поездка была последней, они уже что-то говорили нам. Меня охватило смятение, которое, видимо, отразилось на моем лице.

– Эмми, не смотри на меня так! Что мне еще остается? Как я могу остаться после того, что сказал Том?

– Да какая тебе разница, что он там сказал? Неужели ты обращаешь внимание на таких, как он? Да он просто ревнует! Сбегать из-за того, что кто-то что-то сказал, – это просто трусость. Женщина бы на твоем месте осталась.

– Женщины сильнее мужчин в таких вопросах, – сказал он, – мне это давно известно. А мужчина должен или бороться до конца – или уйти.

– И ты думаешь, что, если сделаешь и то, и другое, у тебя будет больше прав называть себя мужчиной? – строго спросила я. – Ты признаешь свое поражение, если позволишь всем думать, что Том тебя выгнал. Подожди-ка!

Я вскочила на ноги и быстро принесла ему полкружки виски.

– Выпей. От этого боль не пройдет, но хоть в голове немного прояснится.

Я пододвинула табурет и села с ним рядом.

– Слава Богу, что Дэн не заметил, как я вынесла ружье…

– Ты хорошая, Эмми, – сказал он, улыбаясь.

– Я уже устала это слушать. Женщине мало быть просто хорошей – она хочет быть и еще какой-нибудь.

Понимал ли он, что творилось у меня в душе, как отчаянно боролась я с желанием просить и умолять его, чтоб он остался? Знал ли, какую боль причиняет мне, когда говорит, что не вернется сюда? Чувствовал ли, что кроется за моими нарочито скупыми фразами? Конечно, мне было приятно, что именно ко мне он пришел со своей обожженной рукой, но я не хотела быть для него просто «хорошей» и «доброй». Уж лучше бы ему было жаль расставаться со мной по другим причинам. Но другое было только для Розы. С горькой усмешкой я подумала: мужчины никогда не знают, что им нужно на самом деле…

– Ты напоминаешь мне… – начал он. Но я не дала ему договорить.

– Не надо… Мне совершенно неинтересно, кого я тебе напоминаю.

Если бы он сказал мне, что это мать или сестра, то я бы точно расплакалась.

– Почему ты уезжаешь? – сказала я. – Это глупо!