Зеленые годы

Сузана рассмеялась и отпустила его. Олаву обнял ее и стал целовать ей груди. Она закрыла глаза и расслабилась. Олаву потрогал ее лоно и убедился, что оно влажное. Она застонала, прося, чтобы он поскорее в нее вошел, и он не замедлил это сделать. В этот момент ему почему-то вспомнился бравый облик главнокомандующего, увешанного звездами.

Мы видели, как президент вернулся на трибуну. Мы видели, как главнокомандующий что-то шептал на ухо президенту. Мы видели, как президент нахмурился, глядя на народ вокруг трибуны. Мы слышали выстрел и видели, как главнокомандующий с криком упал. Мы видели, как президент спрятался за спиной людей в строгих костюмах и как полиция окружила трибуну. Мы видели, как бежит толпа и слышали, как строчит пулемет. Мы видели мужчину в черном, который упал, подкошенный пулеметными очередями. Мы видели женщину, которая бросилась к нему и тоже упала, вся окровавленная. Мы видели ребенка нашего возраста, который упал на мостовую с простреленной грудью. Мы видели, как полиция избивает мужчин, женщин и детей. Мы слышали командирские окрики: а ну, расходитесь, расходитесь, сукины дети. Мы видели, как танки давили людей, чтобы подъехать к трибуне. Мы видели, как пулеметчики целились в нас. Мы подчинились учителю, который велел нам спокойно продвигаться к автобусу. Мы прошли по узкой улочке и увидели, как толпа собирается вокруг человека, распластанного на мостовой. Мы видели, как из больницы выходят плачущие мужчина и женщина с ребенком на руках. Мы видели другую женщину с четырьмя детьми нашего возраста, которая тоже плакала и, казалось, кого-то искала. Мы видели парня и девушку, которые, обнявшись, стояли на углу и целовались, и вдруг парень стремительно побежал с криком: «Да здравствует Бразилия!». Мы видели, как на большой скорости проносилась черная машина президента с сопровождением под неистовый вой сирен. Мы видели худого плачущего парня, блюющего у стены, на которой он нацарапал углем: «Смерть тирану!». Мы спрашивали учителя, что это значит, а тот ответил: вы еще дети, вам еще рано это знать. Мы, однако, настаивали, учитель рассердился и сказал: всему свое время, всему свое время. Мы еще ничего не знали, но о многом догадывались. Мы шли вперед, со своими сомнениями, неразрешенными вопросами и тайными надеждами.

He перешедши за Иордан

Я умру в сей земле, не перешедши за Иордан, а вы перейдете и овладеете тою доброю землею.

Второзаконие, IV, 22

Я собирала книги и тетрадки, когда зазвенел звонок. Было еще слишком рано, отворить было некому. Я спустилась по лестнице и открыла дверь, хотя была еще в ночной рубашке. Кто там — молочник, булочник или еще кто? Но стоило мне приоткрыть дверь, как ее толкнули со всего размаху. Высокий мужчина со шрамом на лице схватил меня за руку. Мне хотелось крикнуть, позвать на помощь, но он наставил на меня пистолет. Не выпуская моей руки, он вытолкал меня из квартиры. Для меня это не было неожиданностью — как часто я вздрагивала, воображая подобную сцену, — но мне не верилось, что это произойдет так скоро.

— Ей двадцать два года, она худая и белокурая, Посмотри как следует на портрет.

Да, мне ее не забыть. На портрете она очень красивая — гораздо красивее тех, кого принято считать красавицами. «Девственница, небось, — подумал я про себя. — С нею будет интересно».

Она обычно рано уходит на занятия. В полседьмого примерно. Так что приезжайте за ней пораньше. Ясно?

Да, в шесть утра. В это время мы уже были там. Тормознули машину как раз у ее дома — большого трехэтажного строения с палисадником.

«Они, верно, богатенькие — подумал я и спросил себя, какого черта такая девушка лезет к нам прямо в руки.

Мужчина, державший меня под руку, вытолкал меня на улицу. Несколько случайных прохожих предпочли не вмешиваться. В машине сидел другой мужчина, вооруженный автоматом. Еще двое сидели на заднем сиденье, и все с усмешкой глядели на меня. Когда меня впихнули в машину, один из них стал щупать мне грудь.