Зеленые холмы Калифорнии

— Ну и что из этого? Какое это сейчас имеет значение? Он умер так давно, что я его почти и не помню! Ну мало ли кто может ходить к нему на могилу? Он же на тебе не девственником женился, он был уже вдовец! — почти кричала она, а в глазах появились слезы. — Может, это его первая любовь? Может… да мало ли…

— А ты чего орешь?

— Хочу и ору! Потому что ты… дура!

— Не смей так со мной разговаривать!

— Ладно, извини, просто мне не нравится, когда ты такая…

— Какая?

— Испуганная и… старая. Ой, прости, прости, Лёка… Но когда ты пришла, у тебя был нормальный вид, а сейчас… Лёка, сама подумай, ревновать покойника неизвестно к кому — это же дурь!

— Наверное, ты права… Чистейшей воды дурь. Ладно, пошли чай пить.

— Не хочется. Я пойду позанимаюсь! А ты выкинь всю эту бодягу из головы, подумай лучше…

— Ладно, подумаю о чем-нибудь другом. Кстати, погоди еще минутку, мы ведь должны что-то подарить матери на свадьбу.

— Это не моя проблема, — сразу насупилась она.

— Но ты же приняла приглашение, ты туда едешь…

— Вот пусть этот факт и будет лучшим подарком на свадьбу.

— Ты так говоришь, потому что…

— Потому что знаю, что ты все равно что-то ей повезешь.

— Естественно! Она же моя дочь…

— Скажи, а ты спросишь у нее, почему она так…

— Мне и спрашивать не надо, я сама понимаю…

— Ты? Понимаешь, как можно кинуть мать и дочь неизвестно ради чего? Она что, диссидентка была, ее что, из страны выкинули и больше не пускали? Она что, под мостом там жила? Нищенствовала, да? Да даже если и так, могла бы взмолиться: «Мамочка, мне плохо, пришли денег на билет», и ты уж как-нибудь наскребла бы ей эти бабки, правда? Она здесь нашла бы работу и жить ей есть где. Но здесь надо было бы заботиться обо мне, о тебе и вообще… Ненавижу!

Вот тут мне стало по-настоящему страшно.

— Стаська, но зачем же тогда ехать?

— Америку посмотреть охота на халяву! Зеленые холмы Калифорнии!

И с этими словами она удалилась. Боже правый, что же это будет? Все мысли об Алле напрочь вылетели из головы.

* * *

Натэлла позвала меня в Дом кино на премьеру. Фильм показался мне отвратительным — претенциозно-чернушным и безвкусным.

— Давай уйдем, — предложила я через полчаса. — Нет сил смотреть…

— Пошли, — согласилась она, как ни странно. Обычно что-то начав, она все доводит до конца. Досматривает скучный фильм, дочитывает бездарную книгу. Но тут, видно, и ее допекло.

— Наверное, мы с тобой устарели для такого кино, — предположила она уже в фойе. — Лёка, а пошли в ресторан, я приглашаю!

Мы с ней подружились с первого взгляда, когда вместе поступали в Школу-студию МХАТ. Посмотрели друг на дружку, улыбнулись и так вот с тех пор и дружим. Мы обе поступили тогда сразу, но ни одна из нас не стала актрисой. Она рано вышла замуж за молодого скрипача, который сделал грандиозную карьеру, его имя теперь известно каждому, а Натэлла растила двоих сыновей, вела дом и ведала к тому же всеми его делами. У них есть квартира в Париже и домик в Норвегии. Сыновья выросли, ни один из них не стал музыкантом. Живут они в разных странах, а Натэлла вернулась в Москву несколько лет назад и заявила, что желает жить только в Москве. Ее муж Юлик отнесся к этому с пониманием, но сам проводит в Москве не больше двух месяцев в году. Натэлла подозревает, что у него есть другие бабы, но говорит, что ей на это наплевать.

— Понимаешь, Лёка, мы даем друг другу жить, и нас обоих это устраивает. Я устала мотаться по миру. Будут внуки, поглядим, а пока я хочу жить в Москве, на заслуженном отдыхе.

— Лёка, ты мне не нравишься, — заявила она, когда мы заказали ужин.

— Чем это?

— С тобой что-то происходит. Скажи, я пойму.

— Да ну, зачем я буду тебя грузить всякой чихней.

— Все-таки твоя работа дает о себе знать. Раньше ты бы никогда так не выразилась, — улыбнулась она. — Раньше бы ты сказала: зачем я буду взваливать на тебя мои проблемы.

— Ты права! — засмеялась я.

— Но ты не права. Давай выкладывай, что у тебя! А на что иначе нужны подруги?

И я вывалила ей все, что мучило меня в последние месяцы.

— Хорошо, попробуем разобраться. Цветы и даже бабы на могиле — это пустяки. Лёня прожил долгую жизнь, и наверняка его любила не только ты. Это первое. Второе: преимущество в этом вопросе все равно, как ни взгляни, на твоей стороне. Он любил тебя, жил с тобой до самой смерти, и ты всегда, насколько я знаю, считала себя счастливой и любимой. Так?

— Так!

— Ив чем же тогда дело? В тебе! У тебя почва ушла из-под ног. А почему? Потому что Стаська внезапно решила ехать к матери. Так?

— Возможно.

— Значит, с замогильной ревностью мы разобрались. Теперь Стаська. Самый гнусный возраст с четырнадцати до девятнадцати-двадцати. Самый проблемный и трудный. Психика у девчонки, конечно, расшатана. Она не в состоянии простить и понять. Я бы на твоем месте показала ее психологу или психотерапевту. Не повредит.

— Не уверена.

— В чем?

— В том, что не повредит.

— Почему?

— Потому что кругом развелось какое-то немыслимое количество шарлатанов. Как ни включишь телевизор, там обязательно торчит очередной психолог. И в большинстве случаев это какие-то косноязычные тупые ублюдки.