Зеленые холмы Винланда

– Вождь! – рыкнул Сивел, не особенно заботясь о вежливости. Но все же поправился: – М-м… Великий вождь!.. Великий вождь неизвестного мне народа! Я пришел требовать наказания твоего воина за грабеж среди дня. Отдай мне жену мою Чулку. И я уйду с миром.

Старейшины переглянулись, и тут только Сивел сообразил, что понять его никто не может. Он стал показывать жестами, надеясь, что был выразителен.

Вождь повел рукой в сторону костра. Сесть, что ли, приглашает? Ну, сядем. Долго рассиживаться Сивел не собирается, но присесть, потолковать накоротке… Что ж.

Вождь сел напротив. Раскурил трубку. Подал Сивелу. Тот глубоко затянулся. Передал обратно – вождю. Уже хорошо. Трубка – значит, мир. Но! На каких условиях? На каких все же условиях?

И кто их станет диктовать? После узнаете…

После чего – после?

А вот потрапезничаем вдоволь, еще покурим.

И решим…

Принесли увесистую птицу, запеченную в глине.

– Кичубар, – сказал морщинистый вождь, ткнув пальцем. – Кичубар.

Ну, кичубар так кичубар. Надо надеяться, сию птичку с красной висюлькой под клювом подают здесь в знак мира и дружбы, а не как то дурманящее зелье в племени Насыпных Холмов.

Потрапезничали. Еще покурили. Стемнело. Когда ж к делу?!

Ну к делу так к делу. Морщинистый вождь начертил на песке что-то такое. Вопросительно взглянул на Сивела – понял ли тот?

Сивел ни бельмеса не понял, но по инерции согласно закивал.

Вождь хмыкнул и встал. Ушел в темноту, не оглянувшись.

Как?! И это все?! А… А Чулка?! А… вообще?! Когда? Что?

Сивел посунулся было вослед вождю. Но тут ему заступили дорогу оружные склеринги. Копья в грудь не уткнули, но дали понять: нельзя, не надо. Вождь удалился на покой. И тебе, бледнолицый Гризли, пора… на покой. Ляжешь у костра, не замерзнешь.

Сивел счел за лучшее подчиниться. И то! Явился незваным – так что, ему отдельное типи выделят? Размечтался!

Он прилег у тлеющих углей. Грея бока, ворочался туда-сюда. Нет, не спится! Сел. Тупо уставился на гаснущий огонь. Потом перевел взгляд на каракули, выведенные в песке морщинистым вождем. От нечего делать решил понять, истолковать. А то кивать всякий способен, но вот понять…

И ведь понял! Понял ведь! Не сразу, не вдруг, не осенило. Но через полночи размышлений понял!

В общем, так. Похитителя вождь не одобряет. Нехорошо поступил, плохо поступил. Однако приказать просто так, за здорово живешь, вернуть добычу вождь не может, потому что это против обычая. Обычай же известен – добыча принадлежит добытчику. То, что добыча – женщина, мало что меняет. Похититель ведь не знал, не ведал, что она – чья-то. Решил – дикая… А коли оказалось, что не дикая, что у нее хозяин есть, то… пусть хозяин докажет, что он хозяин. Завтра. Завтра пусть и докажет. Ну, не среди ночи же! Спать, спать…

* * *

Утро. Утро начинается… с поединка.

Да что ж такое! Снова старая память! Было и было уже! С тем же Громким Вороном из племени массачузов!

Не старая память, напомнил себе Сивел, а повторение маневра.

Он был в центре круга, образованного гомонящими склерингами. В руках – дубина. Против него – верзила-горбун, приземистый и мощный.

А, ну понятно, почему ты, горбушка, польстился на женщину, тяжелую бременем. С такой-то рожей, как у тебя, небось, только рукоблудием и довольствуешься! Кто из женщин на тебя глянет без отвращения? Разве такая же горбатая, уродливая!

Вождь махнул рукой, и противники стали сближаться. Не ухайдакать бы горбуна ненароком. Вдруг у здешних обычаи посуровей, чем у массачузов.

Барабаны загремели ритмично, с нарастанием темпа. Горбун стал приплясывать на месте, влево-вправо, влево-вправо.

Сивел стоял, как стоял, весь внимание, изучая манеру горбуна.

Горбун сделал выпад, целя в левое плечо. Сивел легко отразил. Удар не разящий, а так, проверочный.

Горбун закружил вокруг Сивела, приплясывая и приплясывая. Игра на публику. Публика шумно поддерживала соплеменника.

Сивел уже понял, что противник не так страшен в поединке, как хотел показать. Волнение постепенно уступило место расчету и выдержке. Попляши, горбун, попляши. Скорей устанешь, выдохнешься.

Сивел пока получил незначительные царапины от скользящих ударов. В каждом случае толпа разражалась восторженными воплями.

Горбун, как и ожидал Сивел, подутомился. Удары его стали размашистыми, с затяжкой.

Кажись, пора Сивелу переходить к более решительным действиям. Он сделал быстрый выпад, отбил удар и сам нанес – попал!

Горбун пошатнулся, отскочил. На левом плече мгновенно взбугрился шиш с капельками крови.

Толпа яростно завизжала, а горбун бросился в ответную атаку.

И опять Сивел уклонился от разящего удара, сильно ответил дубинкой по ноге.

Горбун отбежал, прихрамывая. В свою очередь, стал выжидать. Притомился, притомился-таки!

И на ходу перенял тактику противника. Ждать, уклоняясь, и подловить на встречном. В заплывших глазках мелькнула неуверенность.