Зеленые млыны

Было их человек двенадцать, должно быть, вся бригада, прикинул Лукьян, многие уже в летах, крепкие, как старые коряги, только глаза сияли на лицах молодо. Есть и в Вавилоне такие вечные, не стареющие лица. Лукьян собрался с духом и все же остановил последнего, отставшего перед входом в столовую, чтобы смахнуть пыль с сапог. Тот поднял на Лукьяна ласковые серые глаза, выслушал. Есть такой забойщик, есть. На пятом участке, в бригаде Цехмистрова, кажется, Максима — точно он имени бригадира не знал. Выход у них за копром, у бань. Там ворота, в которые ведет узкоколейка. Это недалеко. И у них вот вот будет пересменка. А лучше всего зайти в шахтоуправление и спросить, там про каждого все знают. И прибыл Иван, кажется, из Донтопа, есть такая шахта за Харцизском, прибыл недавно, так что живет, наверно, либо в Шанхае, либо на Собачевке, с жильем тут всегда туго. Когда то все они прошли через Шанхай — это еще бельгийское на, следство. Шахты растут, народу прибывает, вот и приходится пока что жить в тесноте, что поделаешь. Пожилой шахтер как бы посвящал новичка в те трудности, с которыми ему предстоит здесь столкнуться (уж не месткомовец ли?). Откуда ж ему знать, что перед ним сам председатель Вавилонского сельсовета — владелец хаты, сада и всяческих угодий, даром что прибыл сюда с плетеной корзиночкой. Соберись он сюда насовсем, Фабиан смастерил бы для него что-нибудь покрепче да посолидней. В дверях показались управленцы, Лукьяц заторопился, горячо поблагодарил шахтера и пошел к копрам, прибавив шагу, чтоб не опоздать на пересменку.

Возле самого участка его обогнала «эмка», за рулем сидел «директор». Он был в соломенной шляпе, и потому Лукьян едва узнал его, когда обернулся на сигнал, а рядом сидел тот, что пил пиво, в синей спецовке, сейчас на нем была еще и фуражка. Перемолвились — верно, о нем, — но не остановились. За старыми копрами «эмка» круто повернула вправо, подняв столб пыли. Который же из них директор? Впрочем, какое это имело значение? Надо же, выдумает себе человек какую нибудь задачку и бьется над ней, вместо того чтобы готовиться к встрече с братом…

Металлические ворота в штольню с лязгом растворились, и Лукьян с трепетом подошел ближе, заглянул в шахту, освещенную так, что хоть иголки собирай, и всю в каких то фантастических сооружениях. Из туннеля показался состав вагонеток с углем, Лукьян не мог сообразить, какая сила толкала состав сюда, пока не увидел женщину, которая правила им, стоя за последней вагонеткой. «Эй, там, с корзинкой!»— крикнула она. (Проклятье какое то с этой корзинкой, подумал Лукьян.) Состав выбежал весь — добрый десяток вагонеток, до краев наполненных тем самым минералом, о котором так красиво сказано в столовой (позже Лукьян узнал, что слова эти принадлежали русскому горному инженеру П. Горлову, основавшему здесь первые шахты, в честь которого названа и сама Горловка), а уже за ними, за этими сокровищами., которые заискрились всеми гранями, впервые увидав солнце, шли неторопливые, исполненные какой то демонической силы и веры в себя, люди в измятых фуражках, с погасшими фонариками на груди, с отбойными молотками на плечах — их шаги наполняли все подземелье гулом. Выходили они молчаливые, черные, строгие, а выйдя, одни срывали с голов фуражки, вздымали руки, словно собирались взлететь, радовались солнцу и белому свету, другие, курильщики, прямо тут, у ворот, освобождались от инструмента и, собравшись в кучки, торопливо закуривали, шумели, острили, смеялись; от одной из этих кучек до Лукьяна донесся словно бы знакомый смех. Данько! Лукьян протолкался к этой кучке, но Данька там не было, и тогда он спросил о бригаде Цехмистрова. «Цехмистров? Это на какой лаве?»— «На третьей». — «Так они еще не вышли. У них нынче громадная кобыла». — «Сейчас выйдут…»— «С кобылой?»— спросил Лукьян. И снова раздался смех, похожий на смех Данька. Смеялся молодой, ладный шахтер, зубы белые белые. Лукьян, смущенный его смехом, вернулся к воротам и снова стал ждать.

Идут. По трое, по четверо, безо всякой кобылы, и снова эхо от шагов и молчаливые фигуры. Каким то непостижимым чутьем Лукьян отгадал, кто меж ними Цехмистров, и, едва тот вышел за ворота, обратился к нему:

— Вы товарищ Цехмистров?

— Я. А что? В бригаду?.. — спросил тот, смерив глазами незнакомца.

— Нет, нет… Мне Ивана… Ивана Голоту.

— Кого, кого ему? — спросил, не расслышав, один из подошедших шахтеров.

Лукьян оглянулся: это, кажется, был Вазоев. Он узнал по глазам — сколько раз смотрел на него в «Вистях», разглядывая Данька. Вазоев, высокий, степенный, поставил отбойный молоток у стены, достал из спецовки папиросы, попросил у Цехмистрова огоньку.

— К Ивану приехал, — сказал Цехмистров. — А его уже сколько как нет?

«Неужто погиб?» — у Лукьяна ёкнуло сердце.

— Да уже с месяц…

«Точно, — подумал Лукьян, — больше месяца, как пришли в Вавилон «Висти».

— Рассчитался. Не дали ему квартиру, вот он и оби, делся, уехал. Отличный был шахтер, — продолжал Цехмистров. — На кострах стоял (т. е. убирал завалы), играл со смертью. А потом — в нашей упряжке…