Зелёные Созвездия

Сахар можно, – говорит Каштан.

Я не заставляю себя упрашивать и кидаюсь к одной из кухонных полок. Достаю столовую ложку и сыплю сахар прямо в банку. Одна-вторая-третья-четвёртая. Бешеным ритмом взбалтываю коктейль пару минут, с блякающим звуком выбрасываю ложку в раковину и снова жадно пью сладкое молоко. Я не успеваю глотать, холоднаяжидкость стекает по подбородку и капает на разгорячённую грудь.

Успокаиваюсь я только, когда банка пуста. Ставлю её на полку и минуту стою, приходя в себя. Разбушевавшиеся мысли медленно оседают на дно. Дикий голод засыпает и убивает панику. Чего я боялся? Видимо, смерти от истощения. Момента, когда придётся начать есть резину и пластмассу.

Я шаркающими шагами скольжу к открытому окну, что выходит на восточную сторону. За ним ствол Каштана.

– Ты меня извини, ладно, – шепчу я.

Как это?

– Ну… прости, что вёл себя как идиот.

Ты человек. Вам свойственны перепады настроения, – говорит Каштан. – Я не обижаюсь. Я не могу обидеться. Я – всего лишь дерево. Но я всегда помогу тебе. Всегда дам совет в твоём новом образе жизни.

Я краснею.

– Спасибо, – тихо шепчу я.

Я, конечно, не такой, как ты. Мы можем не понять друг друга. Будь я таким, как раньше… – Каштан замолкает.

– Что это значит? – спрашиваю я.

Твой организм хочет спать. Тебе пора, – отвечает Каштан.

Я улыбаюсь.

– Спокойной ночи.

Потом добираюсь до кровати и опускаюсь в успевшие остыть простыни. Не знаю, смогу ли уснуть после всего происходившего. Я закрываю глаза, а когда открываю, в комнате уже светло и надо мной стоит дедушка.

***

– Одевайся, поедем на «Ярмарку», – говорит он.

– Зачем? – сонно спрашиваю.

– Ночью кто-то выпил всё молоко. Не знаешь кто?

Я краснею и отвечаю, что сейчас спущусь. Дедушка уходит, и его вид мне не очень нравится. То ли задумчивый, то ли строгий. Может, он злится, что я вызюкал всё молоко?

На завтрак кукурузные хлопья, смоченные сладкой водой, сосиска, бутерброд с маслом и яичница. Мать с бабушкой, вероятно, ещё спят, потому что солнце только показалось на востоке. Я осторожно ем хлопья и прислушиваюсь к ощущениям. Боли нет. Уже радует. Вместе с миской хлопьев пытаюсь приняться за бутерброд. Осторожно жую, но никаких неприятных ощущений не испытываю. К сосиске даже не притрагиваюсь, пододвигаю к себе яичницу. Вообще-то я уже достаточно сыт, но глазунья – одно из моих любимых блюд, и дедушка это знает.

Дедушка.

Только сейчас замечаю, что он сидит у плиты, молча потягивает квас и внимательно наблюдает за мной. Я сдержанно улыбаюсь, но видимо глаза выдают меня, потому что на лице деда не дрожит ни один мускул.

Отрезав кусок белка глазуньи, я отправляю его в рот. Медленно жую, и чувствую, как тоненькие иголки впиваются в язык и нёбо, будто я заглотил дикобраза. Немедленно выплёвываю и растерянно гляжу на деда.

– Мы… можем ехать. Я наелся, – растерянно говорю ему.

– А любимую яичницу разве не будешь есть? – хмурится он.

– Неа, – мотаю головой. – Не хочу.

Дедушка вздыхает.

– Ну, поехали.

Перед выходом за дверь я не забываю надеть на себя любимую салатовую кепку.

***

«Ярмаркой» называется рынок, что на окраине цивилизованного города. До него ехать полчаса, и там можно приобрести всё, что захочешь, от мороженого до новеньких джинсов. Если меня туда везут, то обязательно угостят какой-нибудь вкусняшкой.

По дороге я думаю, как мне теперь объяснить домашним о своей новой диете. Так ничего и не придумав, я оказываюсь в атмосфере рынка «Ярмарка». В воздухе повисают узбекские и казахские крики, нос терзают то запахи попкорна, то аромат шашлыка. Раннее утро позволяет нам продвигаться между рядами без особых усилий, так как большинство посетителей ещё спят. Разноцветные ларьки зазывают разнообразием товаров, и мне хочется остановиться почти у каждого. К игровым автоматам сегодня меня не тянет.

Пока дедушка задерживается у палатки с деталями для огнестрельных оружий, я вижу Карагач. Он растёт здесь с самого сотворения «Ярмарки». Осторожно подбираюсь к нему, оглядываюсь на всякий случай, и, убедившись, что никто не смотрит, украдкой шепчу:

– Доброе утро.

Когда же у меня было оно добрым-то? – заворчал Карагач, шелестя листвой. – Петухи не успеют пропеть, а они уже шашлыки жарят. Все листья дымом закоптили.

Я хихикаю, поглядываю на палатку шашлыков в нескольких метрах, и возвращаюсь к деду.