Зеленые тени, Белый Кит

Но я успел различить двоих деревенских парней, без труда сжимавших под мышками два дряхлых черных велосипеда без передних и хвостовых огней.

— Что?.. — проговорил Я.

Но они прошли мимо, унося с собой происшествие. Туман поглотил их. Я, покинутый, стоял один на пустой дороге, с дохлым фонарем.

Когда я открыл дверь паба, оба «тела», как они их называли, были уже распростерты на стойке бара.

Толпа, собравшаяся не выпивки ради, преградила путь врачу, и ему пришлось боком протискиваться от одной жертвы ночной езды вслепую по мглистым дорогам к другой.

— Один — Пэт Нолан, — прошептал Майк. — Остался без работы. Другой — мистер Пиви из Мэйнута, торговец сигаретами и сластями. — Он повысил голос: — Так они мертвы, доктор?

— Может, помолчите?— Доктор смахивал на скульптора, который никак не справится с композицией из двух мраморных фигур в натуральную величину. — Положите одного на пол.

— На полу окочурится, — сказал Гебер Финн. — Внизу ему смерть. На стойке лучше, мы тут теплого воздуха надышали.

— Но, — тихо сказал я в замешательстве, — я никогда не слышал про такие аварии. Вы уверены, что обошлось без машин? Всего лишь эти двое на велосипедах?

— Всего лишь? —вскричал Майк. — Да на велосипеде, если постараешься, можно разогнаться до шестидесяти километров в час, а под горку, на длинном спуске — до девяноста, а то и девяноста пяти! Вот они и неслись, без передних и задних фар...

— Но это же запрещено законом!

— Не хватало еще, чтобы правительство совало нос в нашу жизнь! Так вот, несутся эти двое, без фар, из одного города в другой, словно удирают от смертного греха. Навстречу друг другу, но по одной и той же стороне дороги. Говорят, всегда нужно ездить по встречной полосе, так, мол, безопасней. Вот и полюбуйтесь, до чего их довела эта официалыцина. Люди гробятся! Как? Разве непонятно? Один по правилам ездил, а другой — нет. Лучше бы им там, наверху, помалкивать! А то вот лежат эти двое и концы отдают.

— Концы отдают? — вздрогнул я.

— А ты прикинь! Что мешает двум крепким парням, что мчатся очертя голову, один из Кил-кока в Мэйнут, другой из Мэйнута в Килкок, столкнуться лбами? Туман! И ничего больше! Только туман стоит на их пути, не давая их черепушкам врезаться друг в друга. А когда они сталкиваются на перекрестке, происходит то же, что в кегельбане. Бах! Кегли разлетаются! Вот и они подлетают футов на девять, кувыркаясь в воздухе голова к голове, как милые дружки, а их велосипеды сцепились, словно два кота. Потом все это обрушивается наземь и лежит, дожидаясь прихода ангела смерти.

— Но ведь они же не...

— Ты так думаешь? В прошлом году не было в ирландском свободном государстве ночи, чтобы хоть кто-нибудь не загнулся в какой-нибудь чертовой аварии!

— Ты хочешь сказать, в год погибает три с лишним сотни ирландских велосипедистов?

— Святая и горькая истина.

— Я никогда не разъезжаю по ночам на велосипеде. — Гебер Финн смотрел на тела. — Только пешком.

— Ну так треклятые велосипедисты на тебя наезжают! — сказал Майк. — На колесах ли, пешком ли, все равно какой-нибудь недоумок гонит тебе навстречу. Да они скорее тебя пополам перережут, чем поздороваются. О, какие смельчаки превращались в дряхлые развалины, калечились или хуже, а потом всю жизнь мучились головными болями. — Майк вздрогнул, зажмурившись. — Можно подумать, человеку не по силам управиться с таким мощным и хитроумным механизмом.

— Триста смертей в год? — изумился я.

— Это не считая тысяч «ходячих раненых» каждую пару недель, которые, проклиная все на свете, забрасывают велосипед в болото и на государственную пенсию зализывают свои бесчисленные болячки.

— Так о чем мы тут болтаем? — Я беспомощно кивнул на пострадавших. — Где больница?

— В безлунную ночь, — продолжал Гебер Финн, — надо ходить полями, а дороги — ну их к черту! Вот так я и дожил до пятого десятка.

— А-а...

Раненые зашевелились.

Доктор, почувствовав, что слишком долго держит зрителей в неведении и публика уже начинает расходиться, резко поднялся, разом приковав к себе внимание, и произнес:

— Итак!

Мгновенно воцарилась тишина.

— У одного, — ткнул пальцем врач, — синяки, ссадины и две недели жутких болей в спине. А у другого... — Он поморщился, уставившись на второго: тот был бледнее и выглядел так, словно его собрали в последний путь, наложили грим и нарумянили щеки. — Сотрясение мозга.

— Сотрясение!

Прошелестел и утих легкий ветерок.

— Его можно спасти, если срочно доставить в мэйнутскую клинику. Кто вызовется отвезти его на своей машине?

Все как один повернулись к Тималти. Я вспомнил, что у дверей припарковано семнадцать велосипедов и только один автомобиль.

— Я! — вызвался Тималти. — Другой-то машины нет!

— Вот! Доброволец! Взяли пострадавшего — осторожно! — и несем в принадлежащий Тималти драндулет!

Они уже собрались было поднять раненого, но замерли, когда я кашлянул. Я обвел рукой присутствующих и поднес к губам собранные стаканчиком пальцы. Все в легком замешательстве уставились на меня. В заведении, где со стойки бара текут пенные реки, такой жест — редкость.

— На дорожку!