Зеленый аквариум

Это произошло на том самом месте, до которого докатилась твоя монетка и бессильно упала. Несведущие называют это место адом. Пустые слова. Неприкрытая ложь. По сравнению с нашим с тобой земным адом подлинный ад — настоящий рай. Я помню, как люди дрались из-за куска конины, которую горожане придумали называть сусиной;[32] я помню мать, у которой вырвали ребенка, и она кричала так, что деревья поседели от ужаса; я помню, как мальчик советовал товарищу: пей одеколон — станешь туалетным мылом; я помню, как прохожего пригласили к миньяну,[33] а он погрозил себе кулаком: иди молись, когда Гитлер стал компаньоном Бога! Я помню, как на городской бойне гои поместили вывеску: «ГЕТТО»; я помню, как властители Иерусалима-Литовского играли в шахматы фигурами, вырезанными из еврейских костей.

К чему рассказывать тебе все, что я помню? То, о чем я хочу тебе сказать, — нечто иное: человек не должен быть популярным ни в аду, ни в раю. Бык, ведущий стадо, первым идет под нож. Скажи-ка, многие ли в городе знали об иешиботнике с тремя глазами? Несколько десятков человек, не больше. Но как только семь улочек стали семью западнями, я вынужден был скрываться, брат мой, не только от иноземцев, но, к сожалению, и от своих. Меня хватали тысячи рук, чтоб я прочитал, что на них написано. Мне припоминается курьезная личность — аптекарь. За прочтение его судьбы он хотел заплатить мне дозой цианистого калия. «Мне не так важна жизнь, — сказал он, — как переживания». Был там даже безрукий, который раскачивал передо мною пустым рукавом.

На ладонях большинства заточенных я видел желтые могендовиды[34]. Я горько молчал. Обман не моя стихия. У очень немногих, напротив, могендовиды были на ладони голубыми, как васильки. Им я не боялся сказать правду: вы не только будете живы, вы переживете зло.

Дорогой друг, о том, что ты находишься в том самом месте, куда закатилась твоя монетка, я знал. Я издали наблюдал за твоими действиями. Я также знал, что мы встретимся. И произошло это так: ты спустился в подвал на Шауляйской улице номер шесть, чтоб зарыть рукописи, а я там уже лежал, сам себя зарыв. Постой, когда это случилось?

— В канун Рошешоне![35] — воскликнул я, и у меня засосало под ложечкой, зачем я не тихо это сказал.

— Да, в канун Рошешоне. Твоя память точна, как швейцарские часики, но не кричи так, я не глухой, — кашлянул рав Йонтев. — В подвале мы учуяли друг друга. Там мы отмечали нашу вторую встречу. Я помогал тебе рыть тайник для рукописей. Если угодно, вот еще примета: ты читал мне наизусть одно из своих произведений. В нем ты рассказываешь звездам о том, что творят дети человеческие на земле. Я даже помню с десяток строк. Если б в стихах было больше рифм, я бы лучше запомнил. И в то время, как ты читал, мы оба поняли, что там, над нами, галопом промчался так называемый Ангел смерти.

Что птички, бывает, щебечут в мозгу — для меня не новость, — но ты тогда стал лепетать такое, чего мне отроду не приводилось слышать: если один из нас останется в живых, прошептал ты, пусть второй принесет ему привет с того света.

Скажу тебе по секрету: столько слез, сколько вызвали у меня эти слова, я не пролил за всю свою жизнь. В подвал откуда-то пробилась ниточка света. И еще до того, как мы заключили договор и поклялись друг другу, я увидел на твоей ладони голубой могендовид. Мне вполне было ясно, кому из нас придется принести привет с того света.

Правда, я рисковал обоими мирами, подвергал себя сверхчеловеческой опасности, но таков мой нрав, что если обещаю, то делаю с радостью и от всего сердца. А что совесть моя чиста, тому ты сегодня свидетель.

6

Рав Йонтев внезапно встал и приобрел вид вспугнутого орла. Костяная трость сама подпрыгнула к своему хозяину. Наполовину ступая и наполовину паря, он направился к выходу из руин. Желтое песчаное сияние начало гаснуть на его запыленном лице. В щели и дыры разрушенной постройки заструился рассвет.

— Рав Йонтев! — последовал я за своим знатным земляком. — Это наша третья встреча и, возможно, последняя. От кого передаешь мне привет, от кого же? Ты видел моих отца и мать, мою сестренку? Докажи, что ты прибыл из тех мест.

В нескольких шагах от выхода рав Йонтев остановился, достал из-за пазухи свиток и протянул мне:

— Я знаю, что ты любишь священные книги, старинные фолианты, древние свитки. И я принес из тех мест несколько пергаментов из дневника Мессии. Если сумеешь их прочесть, познаешь многие тайны. Также и тайну балерины, танцевавшей на игле. Не спрашивай, в какой пещере и каким образом я разыскал дневник. Кто знает, смог бы я сдержать слово, если бы не настал час восстания из мертвых. Монетка легла на счастливую сторону.

«Только бы не опоздать, — стучали в висках холодные молоточки, — Такое сокровище не должно оставаться свернутым, скрытым».

Я не мог удержаться и тут же, в руинах, попробовал развернуть дневник Мессии, чтоб постичь тайны смерти и жизни.